Слабость Виктории Бергман (сборник)

София поняла, что Карл Лундстрём имеет в виду торговцев детским сексом. На допросах в полиции он подробно объяснял, что Организация – русская мафия – неоднократно угрожала ему и что он опасается за жизнь своей семьи. София поговорила с Ларсом Миккельсеном, и тот утверждал, что Карл Лундстрём лжет. Русская мафия не работает таким образом, как он описывает, да и в его сведениях полно противоречий. Кроме того, он смог представить полиции лишь одно вещественное доказательство, подтверждающее угрозы в его адрес.

Миккельсен считал, что Карл Лундстрём добивается засекречивания личных данных членов своей семьи лишь для того, чтобы избавить их от стыда.

София подозревала, что дело, возможно, в том, что Карл Лундстрём пытается создать себе смягчающие обстоятельства. Предстать в некой героической роли, контрастирующей с тем, что произошло в действительности.

– Вы раскаиваетесь в содеянном? – Этот вопрос ей все равно рано или поздно задать пришлось бы.

Он, казалось, ее не слышал.

– Раскаиваюсь? – произнес он, немного помолчав. – Это сложно… Простите, как вас зовут? София?

– София Цеттерлунд.

– Да, конечно. София означает “мудрость”. Хорошее имя для психолога… Простите. Дело обстоит так… – Он набрал воздуха. – Мы… то есть я и остальные, мы свободно менялись друг с другом женами и детьми. Думаю, под конец это происходило с молчаливого согласия Аннет. И остальных жен… Таким же образом, как мы – мужчины, инстинктивно находим друг друга, мы подбирали себе и женщин. Мы встречались в доме теней, если вы понимаете, что я имею в виду?

“Дом теней?” – подумала София. Это выражение было ей знакомо по материалам предварительного обследования.

– У Аннет как бы отключен мозг, – продолжил он, не дожидаясь ответа. – Она не глупа, но предпочитает не видеть того, что ей не нравится. Это ее самозащита.

София знала, что этот феномен достаточно обычен. Пассивность ближайшего окружения часто предопределяет возможность продолжения насильственных действий.

Однако Карл Лундстрём ушел в сторону. Она ведь спросила, раскаивается ли он.

– Вам никогда не казалось, что вы поступаете, мягко говоря, неправильно? – попыталась она поставить вопрос иначе.

Немного помолчав, он снова вздохнул и наклонился над столом. – Если хотите, чтобы я понял, что вы имеете в виду, вам придется определить слово “неправильно”. Неправильно в каком плане? В культурном, в социальном или еще в каком-то?

Он явно очнулся. Во взгляде появилась решимость, осанка стала увереннее.

– Карл, попытайтесь объяснить, что такое “неправильно” своими словами, не чьими-то чужими.

– Я вовсе не утверждал, что поступал неправильно. Я лишь поддавался инстинкту, который на самом деле присутствует у всех мужчин, но подавляется.

София поняла, что началась защитная речь.

– Разве вы не читаете книг? – продолжал он. – Существует красная нить, идущая от Античности до наших дней. Почитайте Архилоха…[23] “Своей прекрасной розе с веткой миртовой она так радовалась… Тенью волосы на плечи ниспадали ей и на спину. Старик влюбился бы в ту грудь, в те миррой пахнущие волосы…”[24] Об этом писали греки. Хоровая лирика Алкмана[25] воспевает чувственность ребенка. “Детей лишенный жизнь ведет одинокую и горестно по ним тоскует. И от тоски своей изведшись, вступает он в дом теней…” В двадцатом веке о том же писали, например, Набоков и Пазолини. Правда, Пазолини писал о мальчиках.

София узнала еще некоторые формулировки из допросов. – Что вы имели в виду, говоря, что вы могли встречаться в доме теней? – спросила она.

Он улыбнулся ей:

– Это всего лишь образ. Метафора для тайного, запретного места. Если хочешь почувствовать, что тебя понимают, можешь бесконечно черпать утешение в поэзии, психологии, этнологии и философии. Ведь я не одинок, но складывается впечатление, будто в своем времени я один. Ну почему же то, чего я жажду, неправильно?

София поняла, что это – вопрос, с которым он борется уже давно. Она знала, что педофилические отклонения практически неизлечимы. Речь скорее идет о том, чтобы заставить педофила понять, что его извращение неприемлемо и наносит вред другим. Однако прерывать его она не стала, поскольку хотела подробнее изучить ход его мыслей.

– Это не является неправильным по сути, не является таковым для меня и даже, думаю, для Линнеи. Это лишь искусственно созданное представление о неправильности, в социальном или культурном плане. Ergo[26]: здесь нельзя говорить о неправильности в прямом смысле слова. Два тысячелетия назад существовали те же мысли и чувства, что и сейчас, но правильное, в культурном отношении, стало теперь неправильным. Нас просто приучили к тому, что это неправильно.

София сочла его рассуждение вызывающе иррациональным. – Значит, по-вашему, произвести переоценку старого представления невозможно?

– Да, если она противоречит природе, – ответил он с неколебимым видом.

Карл Лундстрём скрестил руки на груди, внезапно приобретя враждебный вид.

– Бог – это природа… – пробормотал он.