Слабость Виктории Бергман (сборник)

Несколько раз она возвращалась к своим старым следам и понимала, что бегает по кругу. Она почти не чувствовала ног, идти было трудно. Остановившись, чтобы согреться, она прислушалась – не гонятся ли за ней. Но все было тихо.

Мир был таким белым, что даже ночная темнота не могла скрыть ясность, бившую ей в лицо ватным холодом, когда она пробиралась через жидкий лес. Ульрика поняла, что лет ей никогда не станет больше, чем теперь.

Часом больше, часом меньше – зависит от того, за сколько времени она замерзнет насмерть. Она проклинала себя за то, что не поискала в доме одежду потеплее.

При минусовой температуре она, босая, была одета в тонкий защитный комбинезон.

Один час, который в нормальных условиях ощущался как незначительный момент времени, сейчас стал самым драгоценным на свете, поэтому она все бежала с открытым лицом навстречу судьбе. Ледяной воздух разрывал горло; она пробиралась все дальше, словно где-то впереди было спасение; ветки хлестали ее по лицу, и от этого казалось, что она находится на пути куда-то. В некое место, которое далеко выходит за рамки “дальше”, “дольше” и “потом”.

Ульрика Вендин сделала глубокий вдох и побежала так, словно где-то в мире камней, снега и холода таилась надежда.

Она бежала и думала, думала и бежала. Вспоминала обо всем, что было, не сожалея о своем выборе и позволяя себя мечтать о вещах, которые пока не случились. О том, что она сделала, и о том, что сделает.

От безжалостного холода дыхание стало прерывистым.

Только бы попасть в тепло, подумала она – и увидела впереди деревянный домик. Сначала она решила, что домик ей померещился, но при ближайшем рассмотрении это действительно оказался красный летний домик. Белые углы, каменное крыльцо, садовая мебель, прислоненная к стене.

Садовая мебель, чтобы пить кофе под вечерним солнышком, подумала она. Хорошо бывает выйти из дому, когда оводы уже уснули, а комары еще не проснулись. Малиновый сок, черничный пирог и булочки с корицей, их можно макать в сок. Жизнь может выглядеть и так.

Ключ, подумала она, шагнула на крыльцо, и несуществующее тепло холодного камня подарило ей обещание скорого тепла от печи с потрескивающими поленьями.

Должен быть ключ. Всем известно, что хозяева где-то прячут ключи от летних домиков. Ульрика подняла глаза. Над дверью – подкова.

Не на притолоке, это слишком обычно.

Возле крыльца – спиннинг, с таким хорошо ранним утром отправиться за парой окуньков в компании соседского младшего сына, твоего ровесника. Но попадается в основном плотва.

Она обернулась. Типичный северный двор, во дворе натянуты веревки – удобно, если ты выкупался и надо просушить полотенце. И так приятно пахнут свежевыстиранные, сохнущие на солнце простыни.

Оглядевшись, Ульрика заметила у ступенек небольшой цветочный горшок. Здесь он смотрелся посторонним предметом – наверняка у него другое предназначение.

Она подняла горшок. Под ним, что вполне естественно, лежал ржавый ключик. Жизнь, подумала она, чувствуя, как улыбка расползается по лицу. Схватив ключ, Ульрика отперла дверь и шагнула в кухоньку – там, казалось, было холоднее, чем на улице, на потертом линолеуме нарос тонкий слой инея. Перед железной печью она увидела большую поленницу из отличных сухих березовых дров и поняла, что спасена.

Сначала огонь, потом согреться, потом поискать еду, думала она, шаря в поисках спичек – они должны быть где-то здесь.

Как и ключ, спички нашлись под цветочным горшком, стоящим возле печи. Ульрика выдвинула верхний ящик разделочного стола – и обнаружила, что он пуст. Даже оберточной бумаги там не было – только мезонит и крысиные кучки.

Второй ящик тоже оказался пустым. И следующий, и два следующих тоже. Она открыла буфет. Ничего.

Оглядевшись, Ульрика – только теперь – поняла, что дом совершенно, абсолютно пуст. Ни мебели, ни занавесок. Ничего, кроме дров, издевательски сложенных перед печью.

Она безрезультатно искала еще несколько минут, прежде чем ей пришлось понять: этот дом и не думает дать ей убежище. Если она хочет выжить, ей придется снова выйти в снег. И она открыла дверь и вышла.

Прежде чем уйти в лес, Ульрика заперла дверь и сунула ключ под цветочный горшок. Никто не должен заметить, что она была здесь.

Над белыми верхушками елей расплывалась красно-желтая полоса. Ульрика поняла, что начинает светать, однако не питала надежды, что восходящее солнце даст ей достаточно тепла. Шведское зимнее солнце – солнце бесполезное, ни на что не годное. И хотя это же солнце дотла сжигает поля африканских крестьян, здесь, на севере, оно ледяное.

Жизнь, снова подумала она, и мысль повторилась в тот момент, как она услышала звук приближающегося вертолета. Ульрика остановилась и прислушалась. Звук становился все ближе, и когда до ее предполагаемого местонахождения оставалось всего несколько километров, вертолет – Ульрика услышала – сел, и звук мотора затих. Они совсем близко, подумала она. Может быть даже, вертолет сел возле того дома, где ее держали. Надо поспешить назад.

Она шла по своим следам, которые уже начинал заносить снег.