Слабости нет!

Впрочем запал быстро закончился. Перехват руки с ИО левой, а правой снотворное в шею. Готов. Чуть придержал, аккуратно опуская на пол. Но прыткий, сука, а я расслабился.

Да, да, да. Четверки мне не противники… Сам нулевка. Но им с другой стороны нельзя и статы качать в потолок… Стоп, это хантерам нельзя, участвующим в программе Системы, а этим только ограничение на подъем уровня, остальное гони и гони до капа.

Девчонку решил допросить первой. Поэтому подобрался к парочке, легкое движение руки и мужик уснул, громко захрапев.

— Аааааа! — заорала девушка отшатываясь и захлебнулась, после того, как я ей моментально вколол правдоруб.

Стокгольмский синдром или просто решила присоединиться к развеселой компании, исходя из голого расчета?

— Слезь с него и накинь, — кинул ей какую-то хламиду, попавшуюся под руку и оказавшуюся коротким халатиком.

Та молча выполнила все приказы.

— Присядь, — показал на глубокое кресло, сам уселся в такое же напротив.

Дождавшись, когда девушка устроится, приступил к допросу:

— Говори имя, и почему ты была с ним? По своему желанию?

— Зовут меня Лидией. А почему была с ним…, — задумавшись, отчего-то прошептала тихо-тихо, а затем заговорила в голос с жаром, — Ты не понимаешь и никогда не поймешь, что такое страх! Страх, который тебя пожирает каждый день, но сложнее всего ближе к ночи, просто невозможно закрыть глаза, потому что боишься просто не проснуться. А так хочется жить… ты не представляешь как… Не представляешь… Просто жить, жить… Да, сука, жить! Когда у меня в восемнадцать обнаружили опухоль мозга… Все закончилось, так и не начавшись. Год, мне отвели год. За что мне это?! Что я сделала?! Врачи разводили руками, денег надо было столько… а у меня одна старенькая мама в деревне… Надеюсь эти твари попали в Ад! Чумные доктора! Бесплатная медицина — только в морге. Не хочешь туда сразу? Тогда плати, плати, плати! Попасть на прием вне очереди — деньги и такие, а та, если дойдет по плану, тогда это уже не надо. За тебя уже примутся черви. Жирные, белые, как я этого боялась. И медсестричка скалилась, улыбочка на сто тысяч долларов, зубки ровные, беленькие, губки бантиком, алые-алые, родинка на щеке. Глаза синие-синие. Такие невинные. Красивая, сука. Черные чулочки. И золото, золото, золото. Чуть старше меня. У меня же рак и дешевая, копеечная бижутерия. Запомнила еще и ногти коричневые. Будто стервятник, схватила тонкими изящными пальчиками купюры. В кармане халатика просвечивала пачка пятитысячных, да я столько не держала никогда в руках, видела только по телевизору…

Помолчала, я тоже ничего не говорил. Ждал.

— А потом… Так радовалась — «Возрождение», рак остался в прошлом. И я буду жить! Буду, мля! Буду! Жаль маму… Думала, попала в Рай. Что бы меня понять… К черту! К дьяволу! Потом бандиты, наши «мальчики» сдались сразу, филологи… Но с другой стороны, ублюдки бы и спортсменов или военных скрутили. А мне вновь просто страшно, не хочу, понимаешь, я не хочу умирать. Я жить хочу! Просто жить! Хочу водиться со своим ребенком, прижиматься к любимому, целовать его, вместе смотреть на звезды. И больше ничего… Слышишь, мне больше ничего не надо! Наркотики раньше не пробовала, а мальчик был один, был… пока не узнал о болезни. Сказал «До свидания», а вышло «Прощай», пропал, сменил номер или заблочил меня, исчез из соцсетей… Искала, надеялась. Ага, ага… Спали вместе раз десять, не больше, встречались три месяца. Сопли, слюни, ссоры, примирения, настоящая любовь до гроба, мы умрем в один день. Последнее, скорее всего, сбылось. Если Кураторы не наврали про орбитальные удары…

Заглянул ей в глаза, а там в черноте огонь. Нет, не тлел, горел яркими отражениями ламп. В уголках и на ресницах слезы блестели алмазами, искусанные, истерзанные губы. Интересный нос, ямочки на щеках. Шея изящная, родинка под подбородком, высокая грудь вздымалась.

Красивая девочка.

— И ты, знаешь, когда я попала в лапы этим уродам, что-то щелкнуло в голове. Истина. Я умру, ты, все мы умрем, наша жизнь — горящая спичка. Пфф, — порывисто обвела рукой комнату и подула, будто на торт со свечами на День Рождения, — Все. Погасла. Но… Но я сказала, что возьму, что смогу от этой жизни. Чего не могла в той. И здесь мне тоже «повезло». Эти же мрази… Просто живые вибраторы. Все.

— А твои одногрупники? Где они?

— Что они? Сидят в подвале. Больше всех радовались «подружки», скажу, они ненавидели и ненавидят. Хотя вздыхали облегченно, когда забирали меня, а я зажигала, их в такие дни не трогали, террористы меня одну не могли затрахать. Только под коксом немного что-то показывали. И, знаю, то, что я воровала еду и отдавала им, — кивнула куда-то назад девушка, — Ничего не значит. «Подстилка». Слух у меня хороший. Услышала. А мне плевать… Это я отморозков трахала, не они меня, как этих кур! Ублюдки же радовались, когда видели на лицах страх, наслаждались… Ломать, им нравилось ломать. А те дуры им это дарили. Дуры.

Замолчала, задумалась, потом по-птичьи склонила голову к плечу, затем распрямилась, выпрямилась, заговорила зло: