Сладкая боль

В розовых рассветных лучах бретонского утра Ксавье со своей гостьей отправлялись в длительное путешествие по всему полуострову. Мама Жизель давала последние наставления и чуть горестно-безысходно смотрела на своего сына.

«Влюбился, без сомнения, влюбился в эту русскую… Что будет?»

Папа Жозеф улыбался и весело махал рукой:

— Bonne route![5]

Опять мелькали чистенькие славные города-деревушки, высоченные шпили церквей, опять появилась вдали волнующаяся гладь океана. Как прекрасна Франция!

Всему, что встречалось на пути, Тамара умилялась, как ребенок:

— Я никогда не видела такого количества лодок и яхт, не видела таких очаровательных кафе, прячущихся под кокетливыми зонтиками, не видела таких чистых пляжей! — восклицала она.

Солнце слепило нещадно, хотелось поскорее остановиться, чтобы подбежать к едва колышущейся бирюзовой воде и с восторгом погрузиться в ее чуть прохладную глубину. От нетерпения Тамара первая выскочила из машины и, пока Тюаль был занят парковкой, неожиданно почувствовала, что замерзла. Как странно… ослепительное, просто африканское солнце — и холодные мурашки по телу от дуновения ветерка. Ей пришлось накинуть на плечи толстую шерстяную кофту. По пляжному песку идти было приятно, вокруг Тамары загорали раздетые люди, а в воде весело плескались дети и взрослые. Правда, загорающих было значительно больше, чем купающихся. Она смело зашла по щиколотку в воду и ровно через секунду выскочила назад. Голубая, переливающаяся в лучах солнца вода была обжигающе-холодной. Тамара почувствовала себя медведем на балу в своей шерстяной кофте на залитом солнцем пляже.

— Чтобы здесь загорать, а тем более купаться, нужна закалка моржа, — решила молодая женщина.

Она сделала еще несколько безуспешных попыток постоять в воде, но всякий раз как ошпаренная выпрыгивала на берег. Солнце все же заставило Тамару снять теплую кофту, и молодая женщина, устроившись на большом валуне, подставила свое лицо ласкающим лучам. Волны с легким шуршанием омывали камни, разлетаясь о них мельчайшими брызгами; озорной ветерок игриво шалил с широкой юбкой северной гостьи; небо поражало необыкновенно ярким голубым цветом… Гармония… гармония человека с природой… но… Тамаре захотелось есть. Они позавтракали чуть свет булкой с медом и чашкой кофе, а сейчас уже, наверное, часа четыре — пора бы и пообедать. Ей было очень неловко говорить об этом Ксавье, а тот, словно был сделан из железа, которому смазка требовалась только один раз в день, беззаботно щебетал с приросшим к спине животом. Тамара, правда, уже начала понимать, почему Тюаль такой худой. Он экономил на еде, делая вид, что придерживается диеты.

«Да, но почему же тогда он в гостях ест за троих? Дома — черствая горбушка, а в гостях масло, да побольше…»

Тамара еще не знала, что мучительное чувство голода будет преследовать ее все путешествие…

— Ладно! — сказал Ксавье. — Надо устраиваться на ночлег. Поедем в кемпинг.

Они сели в машину и минут через двадцать въехали в широкие ворота с надписью «Кемпинг», которому через день, уже покидая его, молодая женщина даст название «Бедная Тамара». Поговорив с кем-то в конторе, Ксавье снова сел за руль, и они выехали на огромное поле, обнесенное забором, сплошь заставленное машинами и палатками. От этой панорамы Тамара пришла в ужас.

— Мы что, будем ночевать в палатке? — раздраженно воскликнула она.

— Да, ты ведь сама согласилась.

— Я согласилась?! — Тамара захлебывалась от возмущения. — Я согласилась! Я же думала, что французский кемпинг — это не советский кемпинг. Я думала, что здесь нормальные комфортабельные домики… а это черт знает что!

— Не волнуйся, вот посмотришь, тебе понравится, — попытался успокоить ее Ксавье.

— Понравится! Мне двадцать восемь лет, и я ни разу, слышишь — ни разу, не ночевала в палатке в своей стране, и я не собираюсь менять свои привычки.

Ксавье ничего не ответил, только злые огоньки зажглись в его темных глазах да треугольный чубчик своим углом еще противнее окаймил его лоб.

«Дурак, дурак, — думала Тамара, — он что, издевается надо мной? Не нужна мне такая Франция! А дура, что приехала. Только деньги зря потратила. Лежала бы себе сейчас в Дагомысе под сочинским ни с чем не сравнимым солнышком, спала бы на финской кровати…»

Тамара действительно любила отдыхать комфортабельно, ей не надо было море ради моря.

«Я отдыхать еду, а не вливаться в коллектив…»

Поэтому слово «отдых» для нее ассоциировалось со словом «комфорт».

Тамара взглянула на хлипкого Ксавье и чертыхнулась, а тот деловито вбивал колышки в землю для палатки…

«Лучше бы ты их себе в башку вбил», — мысленно бесилась молодая женщина.