Сладкая боль

– При чем тут это? То есть… я хотел сказать… почему ты так говоришь?

– Потому что любой другой мужчина давно бы разозлился и уехал.

– Именно этого и добивался Роско. Но я не собираюсь плясать под его дудку.

– И что, это единственная причина, по которой ты все еще здесь?

Ринк улыбнулся, взял ее за руку и завел в закуток между стеной и шкафом.

– Вообще-то ты тоже имеешь некоторое отношение к тому, что я до сих пор не уехал, – прошептал он и скрепил свое признание поцелуем.

Губы его были солоны от пота, но Каролине нравился этот терпкий мужской запах. Он пробуждал в ней женщину. Она придвинулась к Ринку плотнее. Он принялся покусывать мочку ее уха и ласкать грудь.

– Ты не должен так со мной обращаться, – пробормотала Каролина. – Я же начальница.

– Но не моя. Ты забыла, что официально я тут не работаю?

Она тихонько застонала, потому что пальцы Ринка нащупали ее сосок. Наклонив голову, он расстегнул зубами пуговицу на ее блузке.

– Но я же все равно тут распоряжаюсь, – прерывисто дыша, произнесла она.

– Может быть, но только не мной, – усмехнулся Ринк, однако, когда ее рука легла на «молнию» его натянувшихся джинсов, он вынужден был признать свою ошибку.

– А мне всегда казалось, что это дешевая забегаловка, – удивленно сказала Каролина, оглядывая полутемное помещение кафе.

– Так оно и есть, но здесь подают лучшее барбекю, какое я только ел на берегах Миссисипи, – откликнулся Ринк. – Его готовят по старинному рецепту, когда-то привезенному из Теннесси. Что ты закажешь, свинину на ребрышках или баранину кусочками?

– А пальцы облизывать можно?

– Валяй!

– Тогда давай ребрышки.

Официантка приняла у них заказ и пошла на кухню. Из музыкального автомата, стоявшего в углу зала, вырывалась оглушительная музыка, так что разговаривать было практически невозможно. Парочки танцевали на эстраде, посыпанной опилками. При взгляде на танцующих можно было безошибочно определить, какие у них отношения: чем теснее они прижимались друг к другу, тем ближе были и их отношения.

Под потолком висело облако табачного дыма. Со стен, оклеенных дешевыми обоями, посетителям подмигивали розовые и голубые лампочки. С плаката, рекламировавшего магазин электротоваров, смотрела фотомодель. У нее была ослепительная улыбка, сногсшибательная прическа и умопомрачительная грудь. За стойкой бара висели часы с маятником. Рядом стоял маленький искусственный фонтанчик. У Каролины зарябило в глазах от мерцания его струй.

Обстановка в этом кафе нравилась Каролине.

По вечерам они с Ринком теперь выезжали куда-нибудь развлечься. Ради Стива и Лауры Джейн, чтобы те могли немного побыть наедине. Пусть молодые в полной мере насладятся своим медовым месяцем! Стив не решился отправиться с женой в путешествие, боясь, что отрыв от дома подействует на Лауру Джейн болезненно. К супружеской жизни она привыкла моментально, и ему не хотелось омрачать ее безмятежное счастье.

– Ты часто бывал здесь раньше? – спросила Каролина, расположившись за столиком.

– Когда учился в старших классах, почти каждый день. В других местах нам, ребятам, не продавали пиво. Говорили: «Вы еще маленькие». А тут наш возраст никого не интересовал. Папа рассказывал мне… – Ринк вдруг умолк, не договорив.

Каролина сразу догадалась, в чем дело. Он забылся и назвал Роско папой.

– Продолжай, – ласково произнесла она. – Что он тебе рассказывал?

– Что во времена «сухого закона» здесь вовсю торговали спиртным. Это было прямо-таки логово спекулянтов.

Ринк задумался, вертя в руках солонку. Каролина заглянула ему в глаза.

– Вы ведь с ним не только ссорились, да? Наверняка у вас были и хорошие минуты?

Ринк печально улыбнулся.

– Изредка были. Однажды я захотел покурить его сигару. Мне тогда было лет двенадцать. Он разрешил. А потом, когда меня выворачивало наизнанку, от души веселился. Он еще много лет надо мной подтрунивал, припоминая тот случай, но я не обижался… А в другой раз меня поймали, когда я рисовал рожи на автобусе, принадлежавшем другой школе – мы с ней враждовали. Меня и моих товарищей вызвали на педсовет. Роско встал за нас горой. Он заявил, что нормальные мальчишки должны озорничать, иначе толку из них не будет, – Ринк нахмурился. – Странно… Теперь мне кажется, во всем этом была какая-то закономерность… Да-да, так оно и есть! Роско всегда защищал меня, когда я проказничал. А вот пай-мальчика терпеть не мог. Он хотел, чтобы я был похож на него: дерзил, озорничал, нарушал правила. Не заходя слишком далеко, но все-таки нарушал. А я… я, конечно, далеко не святой, но у меня никогда не возникало желания кого-нибудь обидеть или обмануть. – Он посмотрел на Каролину в упор. – Я хочу, чтобы ты знала: мне очень жаль, что мы с Роско не любили друг друга.

– Я знаю, что ты пытался его полюбить, Ринк.

– Если у меня будут дети, я постараюсь любить их, что бы ни случилось между нами.

Руки Ринка и Каролины сомкнулись под столом и не размыкались до тех пор, пока официантка не принесла еду.