Сладкая боль

Анна выдвигает ящики стола, открывает одну дверцу гардероба. Что-то заставляет девушку вскрикнуть и отшатнуться. Я подхожу ближе, чтобы посмотреть. На дверце изнутри — замысловатый фотоколлаж, и поначалу я не вижу в нем ничего пугающего. Но потом, присмотревшись, понимаю, что он сплошь состоит из фотографий Анны, ее родителей, Фэрвью. Вот все трое в парке, вот на пляже. И с каждого снимка вырезано изображение Анны. Иногда целиком, иногда только лицо. Эффект потрясающий. Аж мороз по коже.

— Пойдем-ка отсюда, — говорю я и беру девушку за руку, но Анна не обращает на меня внимания и поворачивается, окидывая взглядом комнату. Помедлив, она быстро направляется к полке в дальнем углу комнаты. На ней лежат какие-то черепки. Осколки красной керамики, белая подставка. Анна собирает их и держит обеими руками, словно пытаясь сложить.

— Анна, осторожно, — предупреждаю. — Порежешься.

Но она качает головой и отходит в сторонку. С ее губ срывается громкое рыдание. Анна медленно разжимает ладони, и черепки с дребезгом сыплются на пол.

85

Она вместе с Тимом идет наверх. Одетые, они ложатся на кровать и лежат обнявшись. Тим крепко прижимает ее к себе.

— Анна, — начинает он, — ты думаешь…

— Ш-ш, — перебивает она и берет Тима за руку. — Пожалуйста, не надо. Не сейчас. Я не могу. Просто не могу. Давай поспим. Поговорить можно потом.

— Ладно. Конечно. — Он целует Анну в затылок и обнимает крепче. Вскоре она слышит, как замедляется и выравнивается его дыхание. Значит, он заснул.

Она осторожно выскальзывает из объятий Тима и на цыпочках выходит из комнаты.

86

Когда я просыпаюсь, вторая половина кровати пуста. Нетрудно догадаться, куда делась Анна. Но сначала я иду вниз и варю кофе. Наполнив две кружки, отношу их на чердак.

Анна, скрестив ноги, сидит на полу, с одеяльцем Бенджамена на коленях. Она поднимает голову, смотрит на меня и устало улыбается.

— Доброе утро, — я останавливаюсь в дверях и протягиваю кружку. — Хочешь кофе?

Она кивает. Я подхожу и сажусь рядом.

Глаза у девушки покраснели и опухли. Видимо, она плакала. Волосы растрепаны и спутаны. Я отвожу с лица Анны прядь волос и заправляю за ухо.

— Ты в порядке?

Она качает головой.

— Ты спала хоть немного?

— Нет. — Анна пьет кофе, вздыхает и тихо говорит: — Наверное, надо убрать вещи Бенджамена. И, по-моему, пора уехать из Фэрвью.

Я киваю, как будто полностью согласен, хотя на самом деле не знаю, хорошо это или плохо. Анне стало хуже или лучше? И как теперь со мной? С нами обоими. Я даже не знаю, хочет ли она по-прежнему, чтобы мы оставались парой.

— Нам нужно поговорить, — произносит она.

— Да. Конечно.

— Может быть, прогуляемся?

— Прогуляемся?

— Знаешь скамейку у пруда? С видом на гавань. Раньше я любила туда ходить, когда грустила или просто хотела подумать. Давай посидим там.

— Как хочешь, — говорю я. — Но… ты уверена…

— Не важно. Хватит с меня, — устало, но решительно перебивает Анна. — Плевать, даже если будет панический приступ. Я должна поскорей отсюда вырваться.

Я беру ее за руку и крепко сжимаю.

— Тогда пойдем.

По пути мы почти не говорим. У Анны начинается приступ, как только мы переходим через дорогу. Она учащенно дышит, чуть не теряет сознание. Кожа бледнеет, на лбу выступает пот, все тело дрожит. Если бы я не знал, что это страх, то решил бы, что у бедняжки инфаркт.

— Ничего, ничего, — настаивает она, крепче цепляясь за мою руку. — Главное, не останавливайся.

Но мы не уходим далеко, потому что Анна вынуждена сесть на траву. Она подтягивает ноги и опускает голову на колени. Я сажусь рядом и обнимаю ее. Понятия не имею, что делать и как помочь. Я заговариваю, решив, что звук моего голоса может успокоить Анну, но та просит меня замолчать. Поэтому я просто сижу, жду и надеюсь, что мое присутствие по крайней мере приносит девушке облегчение. Наконец Анна начинает дышать ровнее. Она разжимает кулаки и поднимает голову.

— Ты в порядке?

— Мне лучше.

— Хочешь, вернемся домой?

— Нет.

Я помогаю ей встать, и мы движемся дальше. Медленно. Анна делает маленькие осторожные шажки и тяжело дышит, как будто прикладывает больше физических усилий, чем душевных. Еще довольно рано, но на улице уже кое-кто есть — любители утренних пробежек и люди в деловых костюмах, которые спешат к парому, боясь опоздать в город на работу. Они улыбаются, проходя мимо нас, и я понимаю, что, наверное, со стороны мы, растрепанные и неумытые, выглядим курьезно. Анна запинается и с трудом переводит дух, привалившись ко мне, словно не в состоянии идти без моей помощи.

Мы добираемся до скамейки и садимся бок о бок, соприкасаясь бедрами.

— Ты справилась.

Анна слабо улыбается.

— Еле-еле.

— И все-таки. По-моему, ты молодчина, Анна. Ты очень сильная.

Она кивает и смотрит на гавань. Ее лицо задумчиво; хотя пейзаж действительно красив, я понимаю, что на самом деле она ничего вокруг не замечает, потому что вспоминает минувший вечер. Думает про Лиллу. Про отца. Про свалившиеся на нее несчастья.

— По-твоему, это правда?