Сладкая любовь (ЛП)

— Не-а, мой большой, глупый ребенок. — Он надувает губы, кивая в знак согласия, и хотя это худшее свидание в моей жизни, мне так весело. И не знаю, почему! Что-то выталкивает эту мысль в воздух, и я говорю ему: — Это худшее свидание в моей жизни, — но делаю это с улыбкой. Настоящей улыбкой.

Макс наклоняется еще ближе, извиняющимся взглядом и одними губами произносит:

— Извини.

— Но мне так весело, — я бросаю ему застенчивую улыбку, — с тобой.

Затем он улыбается своей эффектной улыбкой из журнала GQ.

— Ох, правда что ли? — Но его улыбка увядает. — Ты уверена, что не злишься из-за этой девушки?

— Сегодня я пойду с тобой домой? — спрашиваю я.

Макс хмурит брови.

— Конечно.

Я пожимаю плечами.

— Тогда мне все равно. — Улыбаясь, я грызу кукурузные чипсы. — Я выиграла.

Что-то в моем ответе действует на него, не знаю, что именно. Макс распахивает глаза, прежде чем закрыть их. Похоже, он кусает себя за щеку изнутри, словно пытается держать рот на замке. Покачав головой, он бормочет:

— Ты особенная.

Возвращается Кейт, принимает наш заказ от Макса, сердито глядя на него все время, но даря сладкую улыбку мне, когда уходит. Она приносит нам еду и аккуратно ставит тарелки передо мной, стараясь быть как можно более осторожной, но когда ставит тарелки перед Максом, она отпускает их на дюйм выше стола, заставляя их звенеть и стучать, прежде чем повернуться и взмахнуть волосами, уходя. И я хихикаю про себя. Должно быть, он действительно разозлил ее. Ха. Так ему и надо.

Отодвигаю начос на середину стола и протягиваю руку к его тарелке, чтобы схватить одну из самых красивых куриных энчилад, которые когда-либо видела. Макс в шоке наблюдает, как я краду с его тарелки. Сморщив нос, он тянется к моей тарелке и в отместку крадет один из моих стейков фахитас.

Улыбаюсь ему и подмигиваю, тем самым показывая, что я не Нат. Делясь едой, чувствую себя счастливой. Нат отрезала бы руку, ворующую с ее тарелки. Отрезаю кусочек энчилады и отправляю в рот. Свежий, пряный вкус просто потрясающий. Стону и закрываю глаза. Только когда мои глаза распахиваются, я понимаю, что Макс что-то сказал и ждет ответа.

— Прости. Что?

Он усмехается:

— Я спросил, не оставила ли ты парня дома.

Он спрашивает, был ли у меня парень дома? Откуда такой внезапный интерес?

Не придавай этому слишком большого значения, тупица.

Медленно покачав головой, я снова принимаюсь за энчиладу.

— Нет. У меня не было времени на свидания дома, и я не планировала встречаться здесь. Наверное, могла бы ходить на свидания дома, но что оставалось бы парню? Он был бы загнан в угол. — Как Бэби в «Грязных танцах». — Моя работа на первом месте, и пока я коплю свои часы, думаю, что было бы несправедливо связывать себя с кем-то, зная, что у них будет мало времени со мной.

Макс смотрит в свою тарелку, на его лице написано замешательство.

— Что? — спрашиваю я длинно и протяжно.

Подняв лицо, все еще нахмурив брови, он тихо отвечает:

— Думаю, что, сколько бы времени ты ни уделила парню, он был бы тебе благодарен. — Макс не сводит глаз с меня. — Он был бы счастливчиком заполучить тебя, Кексик. Даже на минуту.

Вот черт. Это было глубоко, сладко и чертовски восхитительно. Мое сердце колотится в такт с мыслями. У меня неприятности.

Прекрати, Макс! Я не должна любить тебя!

Если он отважится войти в глубокую воду, чувствую, что должна встретить его на полпути.

— Расскажи мне о маме Сиси.

Он тут же напрягается.

— Нет.

Я поднимаю брови от ненависти в его голосе.

— Э-э, ладно.

Некоторое время мы едим молча, и я даю ему несколько минут, чтобы успокоиться, прежде чем замечаю, что он сдулся. Его плечи поникли, челюсти сжались, и он бормочет:

— Она больная тема.

Я киваю.

— Понятно.

Молчание между нами такое плотное, что становится неловко. А у меня не было неловких моментов с Максом с тех пор, как мы встретились. Мне это не нравится. Перегнувшись через стол, я кладу руку ему на предплечье.

— Мы не должны говорить о том, чего ты не хочешь. Но если тебе нужно с кем-то поговорить, я здесь и готова выслушать.

Его взгляд перебегает с моей ладони на его руке, потом на мое лицо, ища. Он с подозрением смотрит на меня.

— И это все? Никаких: «Если я спросила, ты должен ответить» или чушь, типа: «Отлично, мы закончили»?

Уверена, что выражение моего лица кричит об оскорблении.

— Я предпочитаю, чтобы ты был счастлив, и вижу, что разговоры об этом производят прямо противоположный эффект. Так что нет.

Макс закрывает глаза и бормочет себе под нос:

— Она предпочитает, чтобы я был счастлив. Она отменяет свой собственный сюрприз ради баскетбола на инвалидных колясках. Ей наплевать на официантку. — Он поднимает глаза к небу. — Почему ты так со мной поступаешь?

Хм, тогда ладно.

— О чем ты говоришь?

Макс улыбается. Это вынужденная улыбка. Я знаю это, потому что она не доходит до его глаз.