Никто даже отдаленно не считает странным, что я здесь. Слава богу. Сесилия выходит из кладовки, замечает вновь прибывших и по очереди целует их всех и прогоняет на заднее крыльцо. Когда я выхожу на улицу, то вижу красивый задний двор. Под крытой верандой находится длинная открытая площадка, в которой вполне комфортно разместятся все: взрослые и дети. Нат была права. Сегодня прекрасный день. Солнце светит, и на небе ни облачка. Я закрываю глаза, позволяю легкому ветерку овевать меня и чувствую себя здесь как дома.
Лети выходит на улицу с большим подносом бекона в руках.
— Все садитесь. Еда готова.
— Может нужно чем-то помочь? — спрашиваю я ее.
Она улыбается.
— Конечно, ты можешь помочь. Припаркуй свою задницу и ешь, пока эти жадные мужики все не слопали.
Я улыбаюсь и закатываю глаза, занимая место в самом центре ближайшей части стола. Макс отодвигает стул слева от меня и садится справа. Сиси вкатывается в свободное теперь место слева, и я, улыбаясь, наклоняюсь и сжимаю ее руку.
— Ты тренировалась, мой юный протеже?
Широко раскрыв глаза, она смотрит на меня и с энтузиазмом кивает.
— Ага. И папе даже не нужно было напоминать мне об этом.
— Это же потрясающе, дорогая. Я так горжусь тобой. Какие-нибудь судороги?
Она мягко улыбается, глядя на свои колени.
— Нет. Ничего.
Мое сердце парит, и я не могу стереть улыбку со своего лица.
— Это потому, что ты чемпион.
Когда все расселись и принялись болтать, Мария ставит на стол последнюю тарелку и объявляет:
— Давайте есть!
Мужчины наполняют тарелки первыми. Я не удивляюсь, когда Ник протягивает Тине тарелку, которую только что наполнил. Он всегда был слишком мил для своего же блага. Неудивительно, что женщины любят его. Он сексуальный и внимательный. Я сижу и жду, пока голодные самцы насытятся, прежде чем наложить еду в свою тарелку.
Здесь так много еды. Блины, яйца, приготовленные двумя способами, бекон, сосиски, паэлья, лепешки с маслом, пряные печеные бобы, тортильи, запеченные помидоры, жареные на сковороде чесночные грибы, кубики картофеля, обжаренные в масле, свежеприготовленная сальса и пирог с заварным кремом.
О, мой бог. Втайне я в восторге от того, что нахожусь здесь.
Поворачиваюсь к Сиси, встаю и беру ее тарелку.
— Что будешь, милая?
Она смотрит на тарелку, потом снова на меня. Я вдруг понимаю, что Сиси может больше не нравиться, когда люди подают ей еду. Поэтому, когда она отвечает, я вздыхаю с облегчением.
— Яичницу-болтунью, бекон и блинчик пока что.
Я ставлю перед ней тарелку, глажу рукой по ее красивым каштановым волосам и, наклонившись, целую в лоб.
— Приятного аппетита.
Мужчины уже наполнили свои тарелки, но я оборачиваюсь и вижу, что тарелка Макса пуста. Я смотрю на него с беспокойством.
— Ты в порядке? Почему ты не ешь?
Он улыбается мне.
— Я говорил тебе, что ты сегодня прекрасно выглядишь? — говорит он вполголоса.
Моя грудь распирает от нежности. Отвечая так же спокойно, я мягко улыбаюсь и говорю ему:
— Да, но не думаю, что я говорила тебе, как ты сегодня красив. И это правда.
Его улыбка становится еще шире.
— Ну, теперь я должен поцеловать тебя.
Мои глаза расширяются в панике.
— Макс, нет. Пожалуйста, не надо, — шепотом умоляю я.
Он наклоняется ближе ко мне.
— Таковы правила.
Я издаю раздраженный звук.
— Кто устанавливает эти правила? Макс, пожалуйста, не надо.
На расстоянии волоска от моих губ он произносит:
— Они все равно узнают.
Затем его губы накрывают мои в мягком, но глубоком поцелуе, и внезапно я радуюсь, что сижу спиной к Сиси. Никто не хочет видеть, как их отец целует какую-то цыпочку. Я ненавижу свое сердце за то, что оно колотится. Ненавижу себя за то, что не отстраняюсь. Но я просто не могу, бессильна против этого человека.
Поцелуй длится недолго, но достаточно долго, чтобы показать всем, что линия дружбы была пересечена. Отстраняясь от меня, он чмокает меня в губы — один, два, три раза. Потом, откинувшись на спинку стула, кладет руку на спинку моего и оглядывает стол. Все, кроме Нат, Сиси, сестер Макса и его мамы, разинули рты. На самом деле те, кто не разинули, ухмыляются от уха до уха.
Я слышу, как Нат взволнованно бормочет:
— Я знала, что это случится.
Макс оглядывает людей, разинувших рты, и встает, прежде чем взять мою тарелку.
— Давайте, ребята. Завтрак остывает.
Он заваливает мою тарелку всеми моими любимыми продуктами для завтрака и некоторыми, которые я еще не пробовала, когда шок Ника превращается в сияющую улыбку. Он поворачивается к нахмуренному Ашеру и произносит:
— Ты должен мне десять баксов.
Порывшись в кармане, надутый Эш достает деньги и шлепает их Нику в руку. Тот подмигивает мне. Я опускаю лицо, чтобы скрыть улыбку, и медленно качаю головой.
Эш сердито смотрит на Макса.
— Я надеру тебе задницу.
Макс ставит передо мной мою тарелку, берет свою и наполняет ее едой. Садясь, он отвечает скучающим голосом:
— Успокойся, Дух. — Обняв меня за плечи, он целует меня в висок, поворачивается к уже кипящему от злости Ашеру и весело бормочет: — Ты расстроишь мою девушку.
Закрыв лицо рукой, я сотрясаюсь от беззвучного смеха.
Милый, забавный Макс.
ГЛАВА 27