Сладкая мука любви

– Да, легче. Если ты снова заметишь, как ваши люди избивают меня, то отвернешься и равнодушно проедешь мимо.

– И это будет правильно… – согласилась девушка, при этом зарываясь пальцами в его волосы. – Я буду в ладу сама с собой…

– Конечно.

Она потянулась к нему губами. Поцелуй был неопытным, но долгим и пылким.

– Поклянись, что так будет…

– Клянусь.

Смутная мысль, что все эти страстные поцелуи и пылкие объятия должны быть болезненны для Такера, что он еще не вполне оправился от побоев, явилась и растаяла. Он не мог бы отдаваться ласкам с таким самозабвением, если бы страдал от боли. Его прикосновения были жадными и одновременно нежными, осторожными. Но когда Такер опустил Эмму на постель и прилег рядом, она расслышала слабый стон, который он не сумел удержать.

– Тебе больно!..

Разбитых, припухших губ коснулась улыбка.

– Будет куда больнее, если ты передумаешь и оттолкнешь меня, солнышко мое.

А потом прикосновения и ласки стали более смелыми, и Эмма забыла свои тревоги. Она отдавалась наслаждению, даже не пытаясь подавить приглушенных стонов.

Она желала этого мужчину – желала всем существом. И она хотела наконец знать…

Она так и не заметила, когда одежда полетела на пол. Зато она уловила момент, когда солнце, появившись из-за горизонта, послало на землю свой первый луч, потому что тот, проникнув в хижину через оконце, позолотил плечи Такера, склонившегося к ее обнаженной груди. Она ощущала поцелуи и осторожные укусы, и это сводило ее с ума. Как чудесно было ощущать сверху его тяжесть! Старенькие нары прогибались и скрипели, когда тела исступленно прижимались друг к другу. От Такера пахло кожей, лошадьми и особенным запахом мужского возбуждения, и ничего более волнующего ей не приходилось вдыхать за всю жизнь.

В отличие от горожанок, которые порой до самой свадьбы ничего не знают о физической стороне любви, Эмма, выросшая на ранчо, была неопытной, но не наивной. Она полагала, что знает все о спаривании и что ничего не сможет ее удивить.

Как же она ошибалась! Самые смелые картины ее воображения не шли ни в какое сравнение с тем, как это было – заниматься любовью с Такером Гарретсоном.

Она тонула в сладостном, неописуемом водовороте ощущений, в котором существовали только она и Такер – только они двое, сплетенные в сумасшедшем объятии. В одинаковой потребности познать друг друга они прикасались, целовали, сжимали в объятиях, и было это так прекрасно, что хотелось рыдать от счастья.

Потом все стало происходить очень быстро. Эмме казалось, что ее несет куда-то все выше и выше – ее и Такера. Внезапно ее пронзила острая боль. Слезы выступили на глазах, и она закусила губу, чтобы не вскрикнуть.

Такер замер.

– Эмма, тебе больно? – спросил он, тревожно заглядывая ей в глаза.

Она молча кивнула. Эмма! Он назвал ее Эммой!

С какой нежностью он произнес ее имя! Ощущение резкой, дергающей боли внезапно отступило – все отступило перед отчаянной потребностью достигнуть пика наслаждения.

– Нет, мне хорошо…

Такер встретил взгляд и прочел в нем безоглядное доверие. Нежность пронзила его, словно предательски брошенный нож. Эмма была так прекрасна в его объятиях, так совершенна, и так сладостно было то, что происходило! Аромат ее тела кружил голову, припухшие губы звали к поцелуям, и казалось невозможным, что этой прелестью можно когда-нибудь насытиться.

– Вместе, солнышко мое, – прошептал он, не зная точно, только ли мгновение полного наслаждения имеет в виду или нечто большее, – только вместе…

Тела с силой столкнулись, и Такер ощутил, что теряет ощущение реальности. Осталось только самозабвенное движение, танец физической любви, и что-то нарастало, нарастало – и вдруг завершилось вспышкой, на миг ослепившей обоих. Безумное, судорожное, всеобъемлющее пришло наслаждение, которого Эмма не могла даже предвидеть и которого Такер не знал до сих пор.

Они не сознавали, что солнце заливает светом их влажные, измученные наслаждением тела, и только сжимали друг друга в объятии, которое для каждого стало откровением.

Глава 15

Эмма проснулась с восхитительным ощущением легкости и покоя. Она как будто стала невесомой, но при этом и сытой, словно только что вернулась с банкета, на котором подали по меньшей мере пять перемен блюд. Однако стоило открыть глаза, как радость растаяла, и действительность вернулась со всей своей беспощадностью. Солнечный свет лился сквозь крохотное оконце и освещал каждый убогий, пыльный дюйм замкнутого пространства хижины. И еще он освещал нары с двумя распростертыми нагими телами – ее и Такера.

Сердце девушки екнуло – к ней внезапно вернулось воспоминание об этой ночи. Она помнила каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое слово. Сначала ее окатило горячей волной стыда, потом ледяной волной отчаяния. С бесконечной осторожностью Эмма повернула голову и посмотрела на спящего рядом мужчину.

Она сама только что спала так же мирно и безмятежно. Это потому, поняла вдруг она, что и во сне он держал ее в своих объятиях. Мужская нога все еще была закинута на ее ноги, загорелая, покрытая золотистыми волосками рука все еще лежала на ее талии.