Сладкая отрава (сборник)

Закончив есть, я чуть было здесь же и не заснул. Не знаю, как долго дремал я в шезлонге. Часы в холле пробили время, но удары я не посчитал.

Вдруг послышался какой-то скрип. Я вздрогнул. Сначала я подумал, что это обычный скрип, которыми полнится ночной дом. Но вскоре скрип повторился.

Я насторожился.

Снова скрип. Он доносился с лестницы. Скрипели деревянные ступеньки.

Я встал, снял сандалии и, босой, прокрался в холл.

Я не ошибся: скрипели ступеньки лестницы. Я взял в правую руку медный подсвечник, а левой нащупал включатель.

Вспыхнул свет. Я прижмурил глаза — подсвечник выпал из моей руки.

На лестнице стояла… Ева. Прекрасно стояла на ногах. И была одета в белое, расстегивающееся спереди платье, а голова была обвязана платком.

Мне стало еще страшнее, чем в тот момент, когда я увидел на насыпи погибшую Элен… Я даже глаза закрыл.

А когда открыл их, Евы на лестнице уже не было. Я слышал, как она хлопнула дверью своей комнаты. Я взбежал вверх по лестнице. Она закрыла дверь на задвижку, но сейчас передо мной не могли устоять никакие задвижки и двери. Ударом плеча я открыл дверь.

Ева укрылась в своей коляске, словно она могла защитить ее, делала ее недосягаемой.

Сердце мое бешено стучало. Я сжал грудь обеими руками.

— Так, значит, это ты была, шлюха! — Я был разъярен. — Так, значит, это была ты! — повторял и повторял я.

Слова, которые я произносил, были одни и те же, а вот мыслей в голове было множество. Я думал о том, что эта стерва надувала всех долгие годы… Довела до умопомрачения родную сестру… Обдурила меня… Я женился на потаскухе с каким-то чудовищным душевным изъяном!

Я растерянно смотрел на нее и вновь видел ее в автомобиле, у берега моря…

Как же я не распознал ее груди, ее рот, ее блядский запах!

А скажи кому-нибудь, что она вот уже много дней была моей женой и я даже не тронул ее… Ту, которую, подобно солдафону, покрыл на сиденье ее автомобиля…

Она съежилась под моим ненавидящим взглядом и стала казаться мне совершенно маленькой.

— Так, значит, это была ты! — словно заведенный, бросал я ей в лицо.

Я шагнул к ней. Она с обычной своей легкостью повернула коляску, чтобы помешать мне прижать ее к стене. Теперь она уже сидела спиной к раскрытой двери. Еще одно движение — и она окажется в коридоре.

От ярости я задыхался. Сжал и зубы, и кулаки — те стали будто свинцовые.

— Как давно ты разыгрываешь эту комедию, сволочь?

Я ударил ногой по коляске, и она выкатилась в коридор метра на два от двери. Ева быстро остановила ее.

— Отвечай!

Вдруг она немного расслабилась.

— С самого начала, — ответила она.

— Не правда!

— Правда!

— Объясняй!

— В тринадцать лет я заболела… Сильная ангина и суставной ревматизм… Доктор говорил отцу, что он боится приступа полиомиелита… Он увидел его симптомы… Я услышала их разговор…

— И ты начала симулировать?

— Сам видишь…

— Семь лет! Как ты смогла!

— Потому что очень хотела.

С ума можно было сойти от такого аргумента!

— Потому что я могу все, что я хочу, Вик… Ты ведь знаешь это.

— Да, знаю… Но зачем ты это делала?!

— Отец больше любил Элен. Он не мог простить мне бегства матери, ты понимаешь?

— И ты захотела любой ценой обратить на себя его внимание?

— Да. И могу сказать тебе, что мне это удалось!

— Просто прекрасно удалось, голубка… Прекрасно! Ты величайшая комедиантка всех времен.

— Не преувеличивай, Вик.

— Так в ту ночь ты отправилась на поиски «любви»?

— Ну и что из этого? — она обожгла меня взглядом. — А разве нам было плохо тогда, Вик? Вспомни… Поэтому я и захотела, чтобы ты здесь остался. Ты потрясающий любовник!.. Я втрескалась в тебя с первого взгляда…

— Как сука… Как грязная взбешенная сука!

— Ну да, Вик… Я ведь нуждаюсь в любви… Разве это удивительно в моем возрасте?

— Нуждаешься в любви с первым встречным?

— О нет! — Она даже помахала мне пальцем. — Докажи мне это. Я умею выбирать.

Это совсем потрясло меня.

— У тебя еще хватает наглости насмехаться надо мной сейчас!

— Я не насмехаюсь. Я объясняю… Не могла же я все время быть неподвижной! Мне надо было как-то размяться!

— Но если ты говоришь, что любишь меня, зачем же тогда продолжаешь эти ночные эскапады?

— Они так опьяняют меня!

— Но, Ева, ты действительно душевнобольная.

— Что ты имеешь в виду?

Я думал, и она закричала:

— Ну отвечай же!

— Тебе никогда не хотелось перестать притворяться калекой? Сделать вид, что болезнь прошла.

Ее смех взбесил меня.

— Разве лишь иногда, немного, — ответила она, — когда я засматривалась на тебя… Но ты не можешь вообразить, как хорошо мне в этой коляске!.. Жизнь не доходит до меня… Это я в ней — над жизнью!.. Катаюсь по ней, как вот по этому ковру, что у меня под ногами!.. Иногда ночью, когда мне очень хочется, я хожу… Это утомительно… Как вы можете истязать себя, передвигаясь на этих двух лапах?!

Нет, действительно, от ее доводов можно было с ума сойти!

— Ты когда научилась водить машину?

В десять лет. Меня сестра научила, ради забавы.

— И ты никогда никому не попалась?