Сладкая отрава (сборник)

— К сожалению, нет… Разве можно поверить, что ты прячешься от первого встречного жандарма только потому, что занимался во Франции политикой?

— Именно так!

— Нет. Я тебе не верю. Если бы твое присутствие в этой стране было бы нежелательным, тебе бы просто визы не выдали!

Женская логика взяла верх. Мне стало не по себе.

— И потом, — продолжала она, — перед тем, как съездить во Францию, ты же не боялся полицейских. Даже выпивал с ними в „Каса Патриота“!

Этот последний довод убил всякое желание спорить. Виноград и персики полетели в пыль, а ее руки вцепились мне в свитер.

— Это из-за меня, я чувствую!

— Ненормальная!

Я сказал просто так, но она опустила голову.

— Может, и так…

— Ну, послушай, Марианна, я же пошутил…

— Нет. Я много думала о себе. Потерять память от какого-то там ерундового шока можно, только если мозги и так не очень-то крепкие.

— Какое это имеет отношение! Просто случился необъяснимый феномен…

— Во всяком случае, ты не ответил на мой вопрос: ведь это из-за меня нужно прятаться?

Я настолько растерялся, что чуть было все ей не рассказал. Сначала хотел выплеснуть правду ей в лицо, как ведро грязной воды. Но потом все же успокоился. Нет, нельзя так с ней поступить. Надо было обмануть Марианну во что бы то ни стало.

— Ладно, скажу тебе правду.

— Скажи!

— Когда я возвращался, случайно в окрестностях Джероны задавил человека. Одного старика… Он улицу переходил. Я подумал, что меня арестуют и…

Она покачала головой. Ну и положеньице! Я лопотал нечто нечленораздельное, чтобы избавить ее от правды, а она, убийца, важно и уверенно, с упорством, достойным старого полицейского служаки, задавала вопросы.

— За несчастный случай не могут арестовать. По крайней мере, надолго. Ты лжешь!

Скулы ее покраснели, а глаза уставились в одну точку. Пальцы все цеплялись за мой свитер, и я чувствовал, как ее ногти впиваются мне в грудь.

— Я хочу правды, Даниель. Если ты меня любишь, то все скажешь. Отвечай, что ты узнал обо мне?

— Что бы я мог узнать о тебе такого, чего нельзя говорить?

Возражение задело ее за живое. Руки, как плети, упали вниз, на юбку.

— Правда… Если только… Скажи, Даниель, я была замужем, да? Меня ищет муж?

— Нет.

— Я что-то сделала плохое… раньше?

Я больше не мог. Настоящий допрос с пристрастием.

— Да нет же! Как бы я мог об этом узнать?

— Я думала… Это видение… сегодня днем… Кровь… Как ты думаешь, может, я видела все это раньше и…

— Прекрати себя терзать, а то и впрямь станешь сумасшедшей, милая моя. Раз уж так хочешь, слушай: меня ищет французская полиция.

— А что ты наделал?

— Меня обвиняют в мошенничестве.

— Врешь, ты же честный человек! Никогда не смог бы причинить кому-то вред.

— Когда-то шутки ради я сделал копию с Матисса. А потом ко мне в мастерскую пришел один любитель живописи, заметил картину, и я ему сказал, что она подлинная. Он захотел ее купить. А мне как раз надоело все время подыхать от голода. Я ухватился за эту возможность. Он дал много денег, и я смог приехать в Испанию. А когда ездил во Францию, там прочитал в газетах, что меня разыскивают за подлог и мошенничество. И сразу вернулся сюда. Понимаешь, не для того, чтобы сбежать от правосудия, а только из-за тебя, боясь тебя потерять!

Я глядел на нее. Не знал, поверит ли она на этот раз, но на всякий случай выложился весь, говорил так проникновенно, что даже сам разволновался. Признание в нечестности влекло за собой комплекс вины. Она поверила. Лицо ее стало напряженным, строгим.

— Ты сделал это?

— Да, но…

— Ты, художник, воспользовался своим талантом, чтобы вымогать деньги!

— Послушай, Марианна!

— Вор!

Даже если бы в меня ударила молния, и я не был бы так оглушен. Она! Она оскорбляла меня, обливала презрением!

— Марианна!

— Обманщик!

— Послушай!

— Три раза подряд соврал. Конечно, я не поверила… Господи Боже мой!

Марианна кинулась на каменистую дорогу. Она всхлипывала, а у меня не было сил ее утешить. Теперь обелить меня в ее глазах могла только правда, правда о ней самой. И как раз эту-то правду я не имел права говорить!

Я решил дождаться, пока она сама успокоится. И в конце концов Марианна пришла в себя.

— Ну все, отревелась? — сухо спросил я.

Она кивнула.

— Тогда пошли…

Ох, как я разозлился на нее и на себя самого! Схватил с земли сетку с фруктами и зашагал к дому. Она плелась рядом, руки безвольно болтались. В голове у меня словно ударами молотка отдавалось цоканье ее каблучков по дороге.

25

За ужином мы почти не ели и не разговаривали. Нам нечего было сказать друг другу. Солгав, я сам создал такую правду, которая оказалась для нее невыносима. Оставалось только ждать. Я мысленно ругал себя на все лады. Надо было бы придумать какое-нибудь другое объяснение. Вообще-то я и пробовал по-другому, но безуспешно.

Электричество на вилле, естественно, было испорчено. Молния ударила в провода, которые проходили через сад, и никто не позаботился их починить. В общем, дом этот и гроша ломаного не стоил, цена в десять тысяч песет и то была чрезмерной.

При свете спичек мы стали подниматься в спальню. Впотьмах разделись. Она свернулась калачиком спиной ко мне на дальнем конце кровати.