Сладкая отрава (СИ)

Связь с Питом оборвалась: после того, как он не ответил на шесть моих писем, я больше не беспокою его. У него во Втором теперь своя жизнь, а я ему никто, так, подруга из прошлого.

Друзей в Двенадцатом у меня так и не появилось – для многих я «проклятая капитолийка», и они не желают иметь со мной ничего общего.

В доме Китнисс мне не рады: хотя остальные члены семьи вполне доброжелательны, но почти ничем не прикрытая ненависть Сойки отравляет минуты моего нечастого пребывания там.

***

– Риса, перестань! – рявкает Хеймитч. – Мы не потащимся ни в какой Капитолий.

– Всего на неделю! – настаиваю я. – Мне это нужно!

– Я сказал нет! Не согласна – катись туда одна, но ноги моей там не будет!

Хлопок дверью такой сильный, что звук эхом отдается у меня в висках. Давясь беззвучными слезами, я выхожу на балкон. Три года моей жизни коту под хвост.

Я не жена, не мать. Я никто.

Хеймитч не держит, но и не прогоняет.

Замкнутый круг.

Мы постоянно ругаемся, секс превратился скорее в рутину, лишь временами нам удается поймать волшебный момент, словно мы снова счастливые влюбленные, а не погрязшая в быту пара.

Я все еще люблю его.

Но я уже не уверена, что это взаимно.

Избранный, бывает, на несколько дней уходит в запой со своими дружками из заведения Сальной Сей, а я остаюсь дома – запертая в четырех стенах и никому не нужная.

От тоски порой хочется выть на луну.

Ребенок, о котором я так мечтаю, упорно не желает поселиться в моем животе. Многие месяцы надежд, и все напрасно. Может, я вообще не могу иметь детей?

Опираясь на перила, размазываю по лицу слезы, глядя как Хеймитч быстрым шагом идет прочь, к воротам из Деревни. Я всего лишь хотела, чтобы мы развеялись, отдохнули… Капитолий – красивый город, я иногда скучаю по нему…

Но избранный не поедет.

А я не рискну поехать без него.

Скольжу затуманенным взглядом вокруг: очередное лето несбывшихся надежд. Впрочем, это только для меня. У остальных все не так плохо.

Прим недавно вернулась из Второго и привезла с собой не кого-нибудь, а Гейла Хоторна – человека, к которому так отчаянно ревновал Пит свою, теперь уже бывшую, жену. Блондиночка явно неровно дышит к парню, да и он, очевидно, рассмотрел в ней что-то большее, кроме младшей сестры Сойки…

Колин растет очень смышленым. Милый, озорной мальчик. Внешне он копия матери, даже повадки многие у нее перенял, но я вижу в нем отца – Пит бы гордился сыном… Если бы вернулся.

А что было бы, если бы он вернулся? Хоть Хеймитч и отмахнулся от моих слов о том, что охмор неизлечим, факт остается фактом. Как бы я не относилась к Сойке, быть когда-нибудь убитой отцом своего ребенка – это чересчур.

По рассказам я многое узнала о «прежнем» Пите Мелларке и одно могу сказать точно – тот Пит, которого знаю я, это другой человек.

***

Он до сих пор хранит ее фотографии. Больно.

Я обнаружила их вчера: стопку из нескольких аккуратно перевязанных ленточкой снимков, на которых изображена та, которую Хеймитч любил. Или любит до сих пор. Я теперь уже ни в чем не уверена.

Слезы не высыхают, как я не стараюсь.

Я люблю его?

Он меня точно нет.

Дверь на первом этаже распахивается, я слышу, как она с размаха ударяется о стену. Грохот. Избранный упал? Всхлипываю, наверняка он снова в стельку пьян. Поджимаю ноги к груди и отворачиваюсь к стене, кутаясь в одеяло. Не хочу, чтобы Хеймитч видел меня заплаканной. Обычно, когда он пьян, то остается спать в гостиной, но в последнее время стал все чаще «радовать» меня своим обществом.

Дверь в спальню открывается. Слышу его шаги. Чувствую, как проседает кровать под его весом. Не двигаюсь, стараюсь даже не дышать, хотя это трудно – из-за долгого плача дыхание сбилось, и из носа течет. То ли я плохо притворяюсь, то ли Хеймитчу просто без разницы, сплю я или нет, но он подтягивает меня к себе, заставляя развернуться к нему лицом.

– Милая, как насчет того, чтобы поработать ротиком? Сделай мне приятно, – уговаривает избранный.

Настолько отвратительным как сейчас Хеймитч не казался мне ни разу в жизни: грязный, прошлявшийся неизвестно где два дня подряд, пьяный в стельку… И в моей кровати. Как я докатилась до такого?

Вскакиваю, собираю в кулак остатки гордости и отчетливо, насколько позволяют слезы, говорю:

– Проваливай на диван!

Хеймитч не воспринимает мои слова всерьез, пьяно улыбается и снова тянется ко мне.

– Не будь злюкой, детка. Ну, выпил я немного, с кем не бывает.

Спрыгиваю с кровати, но поскольку избранному уже удалось ухватиться за край моей ночной рубашки, то в комнате раздается треск рвущейся ткани.

– А и ладно, – отмахивается Хеймитч, – все равно ты мне голая больше нравишься.

Я стою напротив кровати и не могу сдержать слез. Черт с ней с ночнушкой! Избранный порвал не ткань, он изодрал мне душу.

В клочья.