Сладкая правда и горькая ложь

Катя вернулась обратно в комнату и без сил повалилась на диван. Надо было что-то делать, но что? Позвонить в «Скорую помощь»? Но ведь у нее не экстренный случай. Пойти в больницу? Но в таком виде (грязная, страшная, вонючая) она туда даже носа не покажет. Позвонить Павлику и попросить ее забрать из этого ада? «Ну, да, – вяло рассуждала Катерина, – а потом всю оставшуюся жизнь выслушивать издевки и рассуждения о том, какая я неудачница». Катя только представила себе, что скажет Павел, если увидит ее в этой замызганной комнате, всю в прыщах, грязную и вонючую, униженную и проигравшую в борьбе с самой собой, и сразу поняла, что лучше умрет прямо сейчас.

– Нет, Павел такой меня не увидит! – Катерина собралась с последними силами и дотянулась до телефона.

Она долго думала, кому можно позвонить и попросить о помощи, но, как оказалось, таких людей у нее просто не было. Набрать Ксюшу Беленькую и снова выслушать целый шквал нравоучений по поводу «я же тебе говорила, что ты сбежишь через неделю»?

– Неделю… – хмыкнула Катя. – Я и неделю-то не выдержала, слабачка.

Родителям звонить было совсем нельзя, только при одной мысли, что она расскажет им ВСЮ правду, а мама начнет все это обсуждать и охать-ахать, Катерина поморщилась. Нет, им нельзя. Тогда кому?

И тогда она подумала о своей тезке, о Катерине Синицыной, с которой они успели обменяться телефонами вчера на работе. И хотя Катя не знала, как далеко от нее живет Синицына и захочет ли она вообще ей помочь, все-таки взяла телефон и набрала ее номер.

– Катя? Это Катя! – Катерина замешкалась. Ну что ей сказать?

– Да, тезка, привет! – весело откликнулась Синицына.

– Я заболела, короче, все как-то не очень, а муж уехал на месяц, а у меня нет никого совсем…

– Я поняла, сейчас подъеду. Ты же в общаге живешь? Комната какая?

– Двадцать девятая, – выдохнула Катерина. – Еще надо лекарство какое-нибудь от аллергии и воду, я деньги отдам за все! – поспешно добавила Катя. У нее щипало в носу и ужасно хотелось разреветься, но она взяла себя в руки.

– Хорошо, все куплю, – и Синицына прекратила разговор.

Приехала она спустя чуть больше часа, ввалилась в комнату с двумя огромными пакетами, посмотрела на Катерину и выдохнула:

– Ну, все ясно! Вот таблетки – пей, вот еда – ешь, я сейчас сделаю чай, а потом поедем ко мне на дачу, в баню.

Катерина послушно проглотила лекарство, а затем, борясь с подступающей тошнотой, съела творог и чай.

– Сколько я тебе должна? – Катерина смотрела на Синицыну даже не с благодарностью, нет, с любовью.

– Все отдашь, когда аванс получишь, чеки на столе. А сейчас собирайся и поехали в баню. Что же ты себя до такого скотского состояния-то довела?

– Я не знаю, – в ответ Катерина лишь пожала плечами и пошла собирать чистое белье и сменную одежду.

Глава 7

После бани Катерине стало немного лучше, изматывающая тошнота прошла, и осталось лишь легкое недомогание, но с ним уже можно было жить дальше. Лекарство от аллергии сработало, и высыпания на лице практически сошли на нет. Они с Синицыной сидели на пороге маленькой дачи и пили крепкий чай с какими-то травками, которые Синицына заварила сама.

– Ну, что, лучше тебе? – Синицына легонько толкнула Катю в бок. – Ты откуда вообще такая? Только не ври мне про мужа-дальнобойщика, видно же сразу, что ты не наша. Зубы вон у тебя ровные, белые, и все на месте.

– А зубы-то здесь при чем? – удивилась Катерина, она лихорадочно думала, сказать Синицыной правду или нет.

– Так зубы у женщины под сорок – это показатель всего, ты разве не знала? – Синицына оказалась на удивление мудрой женщиной. – Морду можно накрасить, цыганское золото налепить на каждый палец, а вот зубы-то цыганские не вставишь. Если у бабы есть деньги, то и зубы все на месте, ровные и белые, вон как у тебя. Такой рот тысяч двести стоит, верно?

Катерина смутно помнила, сколько она заплатила за виниры и за последнее отбеливание у своего стоматолога, но, если сложить все вложения в ее зубы, то да, сумма набегала действительно где-то такая.

– А ты откуда так хорошо цены знаешь? – поразилась Катерина.

– Так я ассистентом у стоматолога раньше работала, пока туберкулез не получила, – и, заметив, как непроизвольно дернулась Катерина, тотчас добавила: – Ты не боись, у меня закрытая форма, и я профилактику прохожу раз в полгода, но с нормальной работой для меня теперь кранты.

– Как же ты работаешь на складе? – ахнула пораженная до глубины души Катерина. – Там же холодина, сырость, пыль, все вместе и в кучу!

– Так выбора у меня нет, понимаешь? – Синицына закурила. – Мне и курить-то нельзя, а смысл? Мне ничего нельзя, ни курить, ни работать в холоде, ни коробки таскать, но кто же меня с таким диагнозом возьмет куда? А мне парня растить надо, любовник-то сбежал давным-давно, как только узнал, что я беременная, вся неземная любовь сразу и закончилась.

Катерина сидела совершенно оглушенная и пораженная услышанным.

– Но хватит про меня, – Синицына рассмеялась. – Это ты у нас лошадка темная. Так кто же твой муж?

– Писатель, – автоматически ответила Катя и прикусила язык.