Сладкая улыбка зависти

Пообещав себе ещё до представления сестры ко двору разобраться, для кого шпионит подозрительная фрейлина, Алексей покинул Зимний дворец.

Глава третья Камер-фрейлина Сикорская

Наконец-то в Зимнем дворце затопили печи. Фрейлинские комнаты на антресолях прогревали за счёт вытяжных труб, но тепла вполне хватало, и согревшаяся Сикорская даже сбросила с плеч тёплый деревенский платок. Пора было ложиться спать, но она ещё не знала, чем закончить очередной отчёт для Аракчеева. Её задача казалась простой – сообщать всё о Елизавете Алексеевне, но на деле писать было нечего. Императрица не только слыла, но и впрямь была безупречной. Она занималась благотворительностью, переписывалась с матерью и читала. И все! Сикорская всеми правдами и неправдами пыталась выудить из пресной жизни государыни хоть какие-то новости. Но камер-фрейлине приходилось довольствоваться всякими мелочами: «получена депеша от такого-то… государыня отказалась от ужина…»

Сегодня это вдруг показалось невыносимым. Что ей теперь – всю оставшуюся жизнь высасывать из пальца всякую чушь?! Наталья положила перо и задумалась. Дела её складывались отнюдь не так, как прежде мечталось. Когда после стольких мытарств и унижений она наконец-то попала во дворец, Сикорская надеялась, что ещё чуть-чуть – и судьба преподнесёт новоявленной камер-фрейлине свой главный подарок в лице богатого и титулованного мужа. Но прошёл год, катился к закату второй, а мужа даже не предвиделось. Все достижения Натальи сводились к маленькой комнатке, скудному гардеробу (совсем позорному на фоне роскошных платьев других фрейлин) и бесконечным отчётам Аракчееву.

Алексей Андреевич приходился Сикорской кузеном. Мать Натальи была самой младшей из сестёр Ветлицких. Семья хоть и дворянская, но из захудалых, да и отсутствие приданого очень сузило круг желающих взять этих девиц в жёны. Когда старшая из сестёр, Елизавета Андреевна, вышла замуж за бедного, имевшего всего двадцать душ, помещика Аракчеева, в семье это сочли большой удачей. Больше никому из сестёр так не повезло, и Прасковье Ветлицкой пришлось довольствоваться отставным прапорщиком Дибичем, вышедшим в отставку по ранению. Молодожёны уехали на родину мужа в Лифляндию и с тех пор еле сводили концы с концами.

Все надежды Прасковья возлагала на единственного сына, а трёх дочерей считала обузой. Девчонок она держала жёстко, утверждая, что чем больше те будут работать по дому, тем лучше потом смогут вести хозяйство в семье мужа. Прислуги у Дибичей отродясь не было, и дочери трудились день и ночь, только что в поле не ходили. Наталья часто спрашивала себя, в какие семьи мать собиралась отдать их замуж, пока не догадалась, что Прасковья о судьбе дочерей вовсе не думает.

Впрочем, самой Наталье судьба всё-таки помогла – дала шанс выбиться в люди: в трёх верстах от их дома купила имение богатая вдова Валентинович. У этой добродушной и слезливой толстухи росли две дочки. Вдова приглашала иногда бедную соседку поиграть со своими девочками. Тогда Наталья приходила в большой, полный слуг дом, наедалась досыта и даже получала в подарок старое платье, а то и шляпку или шаль. Обе девочки Валентинович выросли донельзя избалованными красавицами, и, хоть сердце у обеих было доброе, они, не отдавая себе отчёта, обращались к Наталье снисходительно. Барышни жалели бедную, плохо одетую, да к тому же некрасивую подругу, оскорбляя этим Наталью до глубины души. Белокурым куклам с точёными носиками и прелестными голубыми глазками просто не дано было понять, что чувствует девушка, видя в зеркале скуластое лицо с носом картошкой, грубым мужским ртом и тусклыми серо-зелёными глазами. Красавиц-сестёр вместе с их щедрой матушкой Наталья ненавидела до дрожи, но каждый день бежала в поместье, даже если её там и не ждали. Ведь эти визиты давали бедной замарашке надежду вырваться из беспросветной нищеты.

Когда умер отец, Наталье уже исполнилось двадцать три. Единственный братец – свет материнских очей – сразу же сбежал в Вильно и, женившись на купеческой дочке, больше не вспоминал о брошенных в деревне родных. Тогда в доме закончились деньги и семья начала голодать. Наталья поняла, что нужно уносить ноги, и напросилась к Валентиновичам помогать с шитьём приданого к свадьбе старшей из дочерей. Голубоглазая барышня выходила замуж за промотавшегося, но красивого польского графа.

Наталью поселили в узкой комнатенке под крышей, где она весь день подрубала салфетки и простыни, собранные мадам Валентинович в приданое. Гости уже начали съезжаться на свадьбу, и Наталья приглядывалась к ним, выбирая свою возможную жертву. Взрослые мужчины – друзья жениха – были ей не по зубам, но семнадцатилетний кузен сестёр Валентинович, приехавший на свадьбу из Митавы, мог, пожалуй, и попасться на крючок. Наталья очень рассчитывала на его почти детскую наивность.