Сладкая улыбка зависти

Нужно ехать! Решившись, Варвара подошла к окну и выглянула на улицу. К счастью, дождя не было. Авдотья Голицына жила почти рядом с дворцом – на Миллионной улице – и до её дома можно было дойти пешком. Княжна надела своё лучшее платье из пурпурного бархата, шляпку в тон и закуталась в тёплую тальму.

«Господи, помоги!» – попросила она, перекрестилась и выскользнула за дверь.

В салоне «княгини-полуночницы», как звали Голицыну в свете за привычку начинать свои приёмы позже всех в столице, народу оказалось немного: Варвара приехала одной из первых. Хозяйка – необычайно яркая в алом шёлковом платье, с каскадом чёрных локонов, сбегающих на плечи, – обрадовалась подруге и усадила её рядом.

– Барби, что с тобой? Ты вроде похудела… Не больна ли?

Неужели её страдания так заметны? Варвара постаралась ответить бодро:

– Нет, со мною всё в порядке, это государыня нездорова, вот мы все и переживаем.

Княгиня сочувственно зацокала языком и разразилась длинной тирадой о пользе пребывания на немецких лечебных водах. Подругу Варвара слушала в пол-уха – её интересовал лишь любовник. Стали появляться гости, хозяйка оставила княжну и занялась вновь прибывшими. Наконец в дверях мелькнули знакомые золотистые кудри. Владимир Голицын в чёрном с золотом мундире был так красив, что сразил Варвару наповал. Она даже прикрыла глаза, не в силах глядеть на своего кумира, а когда открыла их, Голицына в зале не оказалось.

«Где он? – ужаснулась княжна. – Увидел меня и ушёл?»

Варваре стало безразлично, что подумают гости и что скажет хозяйка. Она рванулась к двери. Туркестанова выскочила на лестничную площадку в тот миг, когда её любовник уже надевал шинель. Голицын заметил Варвару, и его взгляд полыхнул такой ненавистью, что княжне пришлось опереться о колонну. Хлопнула дверь – Владимир ушёл.

– Ну что, так и будешь здесь стоять? – прозвучал за спиной Варвары певучий голос.

Туркестанова обернулась. Княгиня Авдотья взирала на неё с нескрываемым скептицизмом.

– А что мне делать?

– Вольдемар сох по тебе с детства. В нашем возрасте нужно ценить такую верность…

Похоже, что Авдотья ничего не знала, а может, делала вид, что не в курсе отношений Варвары со своим родственником. Княжна так устала бороться с судьбой, а сил что-либо скрывать у неё уже не осталось, и она призналась:

– Ада, ты не понимаешь! Я тоже люблю его, а он не желает меня больше видеть!

– Да ты что? – изумилась княгиня. – Но почему он вдруг так переменился?

– Он узнал обо мне и государе!

– Ах…

Голицына на мгновение задумалась, но потом спросила:

– И ты собираешься оставить всё как есть?

– А что я могу поделать?

– В Италии такие дела решаются в два счёта, – отозвалась Голицына.

Княгиня Ада прожила за границей лет десять и, наверное, знала, о чём говорит, но Варваре от этого было не легче. Слёзы брызнули из её глаз.

– Тихо, тихо, перестань, – испугалась хозяйка дома, она метнула взгляд в распахнутые двери салона, к счастью, никто из гостей пока не заметил ни истерики княжны Туркестановой, ни ухода хозяйки. Голицына увела Варвару в сторону так, чтобы их не было видно из салона, и зашептала: – Барби, прекрати. Мы всё с тобой устроим. Я знаю одну француженку, она чего только ни делает, а уж мужчину вернёт в два счёта. Сегодня у меня гости, но если ты сможешь приехать завтра…

– Я могу! Мое дежурство – с утра, в пять пополудни я освобожусь!

– Вот и славно. Приходи ко мне, и поедем с тобой на Охту.

Княгиня проводила Варвару до дверей и отправила во дворец в своём экипаже. Всю обратную дорогу фрейлина Туркестанова спрашивала себя, во что она опять умудрилась ввязаться? Впрочем, отступать ей всё равно было некуда: если не приворот – значит, яд! Только от одной мысли об этом сердце пронзал жестокий холод.

Глава пятая При дворе

В Москву нагрянули холода, и дождь исполосовал стены домов грустными тёмными разводами. Если бы Алексей был суеверным, то мог бы подумать, что сам привёз ненастье из Петербурга. Впрочем, погода уже не огорчала Черкасского, как прежде, у князя появился другой повод для волнения: в его семействе назрел бунт, который он старался подавить с наименьшим ущербом для собственной совести.

– Фрейлина императрицы – это большая честь, – твёрдо изрёк Алексей, глядя в мятежное лицо младшей сестры. – Я понимаю твои чувства: тебя не спросили, но я дал слово быть хорошим опекуном и сделаю всё для твоего счастья. Юность смотрит на мир иначе, чем зрелость, ты ещё полна иллюзий, а я свои растерял под Аустерлицем, оттого и поступил по собственному разумению. Фрейлина может покинуть дворец, лишь выйдя замуж, других случаев не предусмотрено, возможны также болезнь или бесчестье, но я надеюсь, что тебя минует и то, и другое.

– Но почему, Алекс?! Почему ты так со мной поступил? Ты ведь обещал совсем другое!