Сладкая жизнь

— Так как насчет уроков, Алла? Хотите, я могу целую группу собрать, офис есть, где заниматься, буду за вами машину присылать, а об оплате договоримся. Так как?

— Я подумаю. — Ответ прозвучал сухо — хотя она и знала, что не стоит так себя с ним вести, но ничего поделать с собой не могла. Она готова была поклясться, что он услышал эту сухость, но сделал вид, что не заметил, продолжая как ни в чем не бывало:

— А вы давно там, в Инязе? Там близкий человек у меня учился, потом крупным бизнесменом был по части всяких шоу. Вадим Ланский — не помните фамилию? Он карате занимался, выступал, вот за пропуски его и отчислили, но он потом закончил как-то. Не помните? Я думал, у вас там следят за теми, кто учился, — ну, в смысле отмечают, кто чего достиг. Он большой человек был, Ланский…

Она видела, что ему действительно очень важно, чтобы она вспомнила, — показалось даже, что, если она кивнет сейчас, он обрадованно завопит, несмотря на всю свою солидность. Но радостное ожидание на его лице сменилось деланной скорбью.

— О, простите, Алла, — пока бегал от этих, последние мозги, похоже, вытряс. Он же где-то в конце семидесятых там учился, он пятьдесят восьмого года — вы тогда, наверное, сами студенткой были.

Он замолчал, обрывая фразу, и поднес к уху зазвонивший мобильный, не давая ей ответить, что она не так уж молода, — зато предоставив ей возможность понять, что ей приятно сказанное им. Хотя всем его комплиментам она бы предпочла только одно — чтобы он поскорее ушел.

Желание сбылось еще через час — было почти без двадцати шесть, когда он кашлянул в коридоре, и она выскочила из Светкиной комнаты, где сидела тупо рядом с задремавшей перед телевизором дочкой. Этот стоял перед входной дверью, в пальто — она еще раз отметила, что пальто цвета сливок, почти белое, длинное, ворсистое. Сергей про таких говорил — «пижон», но у этого вид был такой, словно он не пижонил, словно для него это была обычная повседневная одежда, которую он и воспринимал просто как одежду.

— Вы уже?

Она не удержалась от нотки сарказма, оставшегося, по крайней мере внешне, незамеченным, но облегчения в ее голосе было больше, чем иронии.

— Мне жаль, что вы так рады моему уходу, Алла. — Он улыбался, хотя тон был серьезный. — Я вам очень признателен. Вот моя визитка — если вдруг вам понадобится помощь…

— В плане бизнеса?

Он усмехнулся, оценив юмор.

— А насчет компенсации за моральный ущерб…

Она так отчаянно замотала головой, что он, похоже, удивился. Наверное, глупо она себя повела — лишних денег нет, машину менять надо, так что могла бы взять, тем более что он ей и вправду был обязан, сам же сказал, что, если бы его арестовали, пришлось бы откупаться от милиции. Но все-гаки она по-другому была воспитана и даже в такое время, как нынешнее, предпочитала оставаться самой собой.

А к тому же пачка долларов в его руке, незаметно нырнувшей в карман и так же быстро вынырнувшей оттуда, показалась жутко толстой — и оттого пугающей. Она себе потом уже сказала, что абсолютно правильно сделала — может, деньги фальшивые, а может, помеченные. И если бы черт ее попутал взять — ну просто от растерянности, потому что так в жизни бы не взяла, — то потом могла бы в такую историю влипнуть и Сергея бы подвела. Ну представьте себе — жена генерала ФСБ расплачивается фальшивыми или помеченными долларами, которые, по ее словам, вручил ей в благодарность за спасение скрывшийся с ее помощью от милиции преступник.

Она все мотала головой, а он все стоял, чуть вытянув к ней руку с деньгами, — наверное, по-дурацки смотрелось со стороны. Была мысль сказать ему что-нибудь типа того, что вопреки его мнению есть вещи, за которые не берут денег, что не все покупается и продается. Но вовремя поняла, что это прозвучит банально и глупо, — к тому же он все равно не поймет. Он снова разозлил ее — своим предложением, — да и устала она ощущать его присутствие в квартире. Три часа дома, а ни в душ не сходила, ни, извините, в туалет, не говоря уже о том, что не поела и не приготовила ужин, — и все это из-за типа, который бегает от милиции, хвастается, как мальчишка, и вдобавок сует ей деньги, как какой-то шлюхе.

Сравнение со шлюхой было некорректным, но это она поняла только позже — а тогда, стараясь компенсировать как-то тот самый моральный ущерб, о котором он говорил, но масштабов которого не знал, просто посмотрела на него по-особому. Холодно, отстраненно и как бы свысока — как на забывшегося студента, которого надо поставить на место.

— До свидания.

Видимо, он услышал точку в голосе, потому что сунул пачку обратно в карман — к его чести, без радости, без поспешности — и чуть посторонился, давая ей возможность пройти к двери.

— Поверьте, Алла, я вам очень благодарен. И мне очень жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах.

Она обернулась к нему, глядя на него чуть удивленно и выжидательно, чувствуя, что он явно хотел сказать что-то еще, и взгляд его был очень серьезным, но потом смягчился.

— Может, вы меня выпустите?