Сладкая жизнь Солёной Балки

Проехали станцию Ащелисайская, вышли на Бородиновскую дорогу. Еду. Смотрю – хороший свежий горбыль на дороге валяется, хотел подобрать, да ладно, думаю, не стоит останавливаться. Машина у меня тяжелая, ЗИС-150, пока остановишься да пока тронешься, – не буду. Через время на дороге уже два горбыля лежат. Жалко стало, остановился, бросил в кузов. И пошло – один, два, четыре, опять два и так всю дорогу, до Бородиновки. Я уже был весь мокрый, набрал полный зисовский кузов горбыля, мне он был не нужен, думаю, завезу родственникам тети Маши, все пригодятся.

Подъезжаю вначале к конторе колхоза, там стоит такой же, как у меня ЗИС, только самосвал. Стойки у него по бортам стоят, а вровень с кузовом, горбыль погружен. Это он ехал, и у него весь горбыль, что был сверху кузова между стойками, не увязан, – на дорогу вывалился, а я два часа его подбирал. Я стал рядом с тем самосвалом, а возле него, председатель колхоза кроет матом водителя за потерю горбыля. Когда я подъехал, он подошел, стал на левую подножку, увидел там полный кузов горбыля и так радостно кричит: «Так вот он, горбыль!».

И тут мое добро, мои полсотни остановок, троганий с места и погрузка тех чертовых горбылей, на глазах превращаются в ЗЛО. Тот поганый водитель заявляет, что пока он обедал в столовой на станции, я снял с его машины горбыли. Председатель хотел уже искать участкового, вектор его гнева повернулся в мою сторону. Никакие мои доводы уже никто не слушал. Я стал вором и еще к ним приехал, вот нахал!

Повезло мне, что в кабине машины сидела тетя Маша. Она хорошо знала и председателя, и того водителя. Женщина она была серьезная и уважаемая. Пользуясь тем, что из конторы еще вышли люди, она разделала тех моих обвинителей так, что если живы, до сих пор, наверное, помнят. Председатель заставил водителя перегружать горбыль из моей машины в свою, а сам пошел со мной в контору, подписал мне путевки, поставил печать и своей рукой, дописал мне два рейса гравия, из Кимперсая в Бородиновку, к тем рейсам, что я на самом деле сделал раньше – для их колхоза.

Я подождал тетю Машу и поехал домой, размышляя по дороге, а что было бы, если тети-свидетеля не было? А тогда время было еще суровое. Могли бы и дело пришить и за мою же доброту! Назло тому колхозу, я собрал все еще лежащие на дороге горбыли-одиночки, привез их в общежитие и отдал коменданту, может, где-то пригодятся.

Что бы я хотел сказать? Если каждый раз думать, стоит или не стоит делать какое-либо доброе дело, то тогда вообще добра на свете не будет. Поэтому, если надо, делайте добро, не раздумывая, назло диалектике, назло самому Злу. И тогда жизнь наша станет добрее и лучше, а вся зависть и злоба усохнут по определению!

ПРОСТО СЛУЧАЙ

Два года жесточайшей засухи, семьдесят четвертый и семьдесят пятый, запомнились многим людям, проживавшим в те времена на огромном пространстве к востоку от Волги и до самого Иртыша. На территории, где с успехом можно разместить не одну Европу, почти два года практически не было дождей, и стояли бесснежные зимы. В эту зону попали основные хлебообеспечивающие регионы Поволжья, южный и средний Урал, почти весь Казахстан и Средняя Азия. Два года подряд выгорало буквально все. Не было ни травы, ни зерна.

Травостой зерновых не превышал 10–15 см., комбайны не могли убирать их, даже при самом низком срезе.

Для людей не было проблем с хлебом. В зерновых районах, а они, повторяю, как раз и попали в зону бедствия, зерно для продовольствия в запасе было. А вот для животноводства – ни сена, ни соломы не было. И если в первый год засухи, кое-как вышли из зимовки, используя запасы предыдущего года, то на второй год стало ясно, что скот кормить будет нечем Ведь основную массу в рационе животных составляют грубые и сочные корма, которых просто не стало. Все сгорело на полях еще в июне. Ликвидировать животноводство в зоне бедствия, а это миллионы голов скота и овец, никто бы не решился, поэтому власти начали искать выход. Упор сделали, естественно, на местные возможности, а затем на заготовку соломы, хотя бы на стороне. Наша Актюбинская область заготавливала ее в Восточно-Казахстанской области – почти за 3000 километров. С учетом затрат на заготовку и доставку, тонна такой соломы, стоила дороже тонны макарон, но большое государство шло на это, чтобы сохранить поголовье животных.

Если бы это было сейчас, то животные, конечно же, пошли бы под нож. Мы, нынешние, в гораздо лучших условиях, сумели ликвидировать животноводство почти полностью.