Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник. Роман-искушение

– Но он не велел применять оружие. Он приказал бить крикунов кнутами и вытеснять их с площади… Оружие – это так, на крайний случай, – неуверенно уже возражал Аристарх. – Но мятежники тоже были вооружены палками. Некоторые держали в руках камни… Возникла давка… – Аристарх обрадовался найденному слову и радостно воскликнул: – Давка, отец Натан! Одни кинулись в одну сторону, другие – в другую. Падали, не успевали встать, топтали друг друга… Они сами себя растоптали в этой жуткой давке. Сами начали и сами же были за это наказаны!

– Давку эту Пилат тоже предвидел, – грустно улыбнулся Натан. – Для этого и переодел солдат, чтобы не было понятно, кто – свой, кто – чужой… Он и тебя вычислил, Аристарх.

– Меня? Как это?!

– Он заранее рассчитал, что люди потом будут говорить: «Наместник не виноват, он хотел успокоить народ, а люди погибли от дерзкого возмущения и страшной давки, которой Господь покарал их за грехи…» Десятки убитых и сотни раненых и искалеченных. И сами виноваты! А Пилат был спокойным и торжественным…

Больше Аристарх не стал возражать. Он испуганно смотрел на священника, и к его испугу примешались теперь недоверие и подозрение.

– Я очень уважаю твоего отца, – вдруг признался Натан и заговорил ласковым, успокаивающим тоном: – К тебе я тоже отношусь с искренней симпатией. Я знаю, что в храмовой страже ты отвечаешь за борьбу против антиримских настроений. Я тоже с ними борюсь. Потому что во всей внешней политике синедриона сие есть главная наша задача: чтить великого кесаря, дружить с Римом, от которого мы полностью зависим и который является единственным гарантом нашей безопасности, нашего благосостояния и сохранения наших священных законов. Я не против Рима выступаю, боже упаси! Я в нашей доверительной и, надеюсь, совершенно конфиденциальной беседе делаю замечание префекту Иудеи, Луцию Понтию Пилату, который, на мой взгляд, римскую политику проводит плохо и тем самым лишь усиливает, провоцирует и разжигает антиримские настроения в иудейском народе.

– Пилат жесток, – продолжал Натан. – А иудеями нельзя управлять с помощью жестокости. Мне известно, что ни одного своего раба Пилат не отпустил на свободу, хотя в Риме уже давно мода на вольноотпущенников и многие вольноотпущенники занимают высокие посты в империи. Он и нас считает за своих рабов, а это очень грубая политическая ошибка, потому что иудеи – самый свободолюбивый народ в мире. Он жесток с нами, потому что он нас ненавидит и не скрывает этого. С самого начала своего правления он настроил против себя фарисеев, и это очень большая глупость с его стороны. Он презирает синедрион, и первосвященники и старейшины давно уже ощутили на себе его презрение. Он даже с Антипой Галилейским успел рассориться, Иродом Антипой, этим римским прихвостнем и римской подстилкой… Всё это ты знаешь не хуже моего, потому что, несмотря на свою молодость, ты человек чуткий и сообразительный. А раз так, то ответь мне вот на какой вопрос: почему наместник, который одну за другой совершает грубые и непростительные для руководителя ошибки, до сих пор остается у власти? Почему его до сих пор не сместили с должности и с позором не отослали в Рим?

– Может быть, потому что в Риме не известно о его… ну, о том, что тут у нас происходит?

Натан усмехнулся:

– Запомни, молодой человек, что в Риме всегда и решительно всё известно. Притом в таких деталях, которые нам и неведомы.

– Значит, его ценит император.

Натан покачал головой:

– Интересно ты борешься с антиримскими настроениями. Ты утверждаешь, что великий кесарь терпит на ответственном посту никудышного начальника и, стало быть, плохо управляет своей собственной провинцией?

– Ты меня неправильно понял, отец Натан, – твердо и с некоторым вызовом ответил Аристарх. – Я хотел сказать, что за спиной Пилата стоит какой-то очень мощный и влиятельный человек. И если это не император – а ты мне только что убедительно доказал, что это не кесарь Тиберий, – значит, это…

– Кто?

– Я знаю, что Пилат женат на Клавдии Прокуле. Прокулы – мощное семейство. По крайней мере, так говорят.

– Согласен. Влиятельная семейка, и род могущественный. Но, видишь ли, молодой человек, Пилат женился на Клавдии уже после того, как стал правителем Иудеи и успел совершить две грубые ошибки.

– Ты хочешь сказать, ты намекаешь… – Аристарх не решился договорить и вопросительно покосился на Натана.

Солнце уже начало опускаться в облака, висевшие на западе над морем. Натан повернулся к закату и сощурился на ласковые лучи, как кот на сметану: