– У каждой женщины может появиться тайный возлюбленный. Это логично, потому что заложено в природе вещей… Наши жены, разумеется, составляют исключение.
– Тогда Варавва стал охотиться за Филолаем?
– Ты правильно понял второй принцип: если не знаешь, где логово зверя, сделай из зверя охотника и вымани наружу. Выследить Варавву в пещерах никому не удавалось. Служба могла бы вычислить, но зачем столько усилий! Проще и логичнее, чтобы он сам стал охотиться за моими людьми. Он сам их хватал и тащил к себе в пещеры. И скоро у него накопилось четверо отборных мужчин. Как говорят в службе, произошло внедрение под видом пленных… Ты же знаешь, что Варавва никого не убивает: он грабит свои жертвы, некоторых сечет плетьми, мстя за Иоанна Крестителя, а потом отпускает на свободу. Но этих четверых он вынужден был в нарушение обычая задержать у себя, так как, выпустив их на свободу, он не смог бы провести операцию по захвату Иродиады… Одним словом, зверь стал охотником и забыл о безопасности своего убежища.
– И эти четверо действительно были из окружения Ирода Антипы?
– Двое – из ближайшего его окружения и наши давние агенты, а другие – сотрудники службы, часто мелькавшие в Махероне, дворце Ирода, и в его выездах.
К тому же Антипа часто меняет охрану, что существенно облегчает для нас внедрение.
– Ну, ясно, – сказал Пилат и вышел из мраморной беседки.
МЕЖ розовых кустов они продолжили подъем по лестнице от нижней террасы к верхней.
– И дорого тебе обошлась операция с Вараввой? – спросил Пилат.
– Почти бесплатно, – ответил Максим, глядя себе под ноги. – Своих тайных агентов служба так и так оплачивает. Немного денег понадобилось на дополнительные расходы. Но они были взяты из суммы, предназначенной для борьбы с государственными преступниками. Мы ее давно не использовали…
Максим посмотрел в сторону и спросил:
– Тебе представить подробную смету по этому делу?
Вместо ответа Пилат спросил:
– А как идут наши с тобой монетки?
– Прекрасно идут, – ответил Максим и снова стал смотреть себе по ноги. – Ты правильно рассчитал. Торговцы в Иерусалиме берут их так же охотно, как и по всей Иудее. Они очень удобны для мелкой сдачи. Среди бедняков твои бронзовые монеты уже получили широкое хождение.
–
– Идея была твоя, – возразил Максим. – Я лишь предложил выпустить монеты мелким достоинством, чтобы они быстро распространились среди простого народа.
– А синедрион? – спросил Пилат. – Никто из фарисеев не задавал вопросов? Ты ведь уже неделю здесь находишься.
– Десять дней… Лично мне никто вопросов не задавал. Но служба докладывает следующее: фарисеи сразу же обратили внимание, что, в отличие от монет Валерия Грата с их безобидной зеленью – лилиями, ветками, срезанной лозой, – на новых полукадранах Понтия Пилата появились некие подозрительные предметы…
– Это они назвали их «подозрительными»?
– Да, именно такое слово несколько раз было озвучено в донесениях. Фарисеи лишь заподозрили неладное, но пока ничего не могут нам предъявить, так как монетки маленькие и на них не так-то просто различить жезл авгура и священный сосуд для возлияний. Тем более что жезл похож на морского конька, а на обороте монет сохранены прежние, безвредные для них символы: ячменные колоски, венок с ягодками…
– А по поводу имени «Цезарь» тоже не было протестов? – спросил Пилат.
– А против чего им протестовать? – спросил Максим и опять стал смотреть в ту сторону, где поверх розовых кустов виднелось здание казармы.
– Против того, что на монетах Грата имя Цезаря было начертано в сокращении, а я велел начертать его полностью – Тиберий Цезарь – и святым именем окружить священный литуус.
– Жезл они, повторяю, пока не распознали. А имя великого цезаря римский префект может писать так, как считает нужным. Тут нет никаких противоречий с достигнутыми договоренностями… Шипение, конечно, раздается. И в Храме они твою монету не принимают и никогда не примут. Но формальных поводов для протеста у них нет.
–
Лицо Пилата вдруг просияло, серые глаза наполнились лихорадочным блеском, злоба и торжество зазвучали в голосе.
Максим обернулся к нему и принялся с интересом рассматривать Пилата, лицо в особенности, и в первую очередь глаза и рот, рот и глаза.