Ариэль замолчал и тут же новую мысль начал: — Я доказывал Руввиму, что Иисус не нарушает Закон, по крайней мере с точки зрения нашей школы. Но тебе я скажу: наш Закон он презрительно и безжалостно уничтожает. Мы — за обряд, а он против нашего благочиния и нашего благообразия. Мы — за богатство и процветание, а он — за бедность и сострадание. А поскольку в этом мире всегда больше страданий и нищеты, чем счастья и богатства, то за ним, за Иисусом, скоро последуют и уже вприпрыжку бегут, на костылях ковыляют и на карачках ползут, отталкивая и кусая друг друга, толпы и тьмы людей. А мы, фарисеи, так и останемся в ритуальной чистоте, горделивом самомнении и в полном одиночестве… Потому что на одного добродетельного человека десять грешников приходятся, на одного богатого — сто бедных, на одного умного — тысяча дураков… Мы мудрых и справедливых разыскиваем, чтобы привлечь к партии. А он грешников и мытарей, нищих и грязных, увечных и слабоумных призывает и ведет за собой. Нас всегда будет горстка, а их уже сейчас — толпы и тьмы.
Два года назад он сказал — я слышал, я был тогда в Храме: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его». И некоторые шаммаисты теперь утверждают: еще на позапрошлой Пасхе Назарей призывал-де разрушить Дом Господень, уже тогда богохульствовал и угрожал. А я только недавно понял: он нас жалел и предостерегал. Он говорил: «Вы, иудеи, храм свой разрушаете. А Я пришел, чтобы очистить народ от грехов ваших, от мерзостей саддукейских и новый храм веры создать, огромный и вечный…» В три дня или не в три дня — он его обязательно создаст. Но в Храме этом нам, фарисеям, уже места не будет.
— Почему говоришь так? — обиженно спросил Ио-иль.
— Потому что Иисус давно и с надеждой смотрит на язычников. Два года назад, выйдя из Иерусалима, он первым делом направился в Самарию, и там несколько городов приняли его и присягнули. И несколько раз в земле Гадаринской он проповедовал и в веру свою обращал. И в Сиро-Финикию ходил с учениками, и в Кесарию Филиппову. И вчера в Храме греки-язычники к нему подошли, и он их приветливо встретил, долго им проповедовал, словно они самые близкие, самые понятливые. Не мы, иудеи, а они, пришлые язычники, — братья и паства его.
— Я этого не знал. Это хорошо. Можно будет внушить народу, что Назарей не о сынах Израиля печется, а спутался с язычниками, — сказал Иоиль.
— Тут нет ничего хорошего, учитель, — радостно возразил Ариэль. — Ибо еще у Исайи написано:
— Не так, не так, — снова затряс головой бодрый старец Иоиль. — Да, они явятся сюда, чтобы судить избранный народ и сокрушить посланника Божьего. Но по милости Господней, по завету Предвечного, силой и славой нашего Царя и Мессии сами сокрушены будут и осуждены на вечное нам подчинение! Так у всех пророков!.. Ты, видимо, столь увлекся своим Иисусом, что Писание наше перестал понимать?!
— Может быть, увлекся и действительно перестал понимать. Но мне страшно, учитель, — жарким шепотом возразил Ариэль. — Потому что вижу всё более ясно: мы сотни лет ждали Мессию, и он наконец пришел. Но не тот, которого ждали. Пришел не во спасение нам, как было обещано, а в наказание за грехи наши, за мерзость и неверие иудейские. Судить пришел, а не миловать. Пришел не для славы и процветания иудейского народа, а ему на погибель. И привел за собой греков и римлян, чтоб натравить их на нас. Пришел для них, этих язычников, которые весь мир уже захватили! За тем, чтобы наш иудейский Мессия никогда уже не смог прийти… Помнишь раввинскую поговорку: «Три вещи приходят совершенно неожиданно: Мессия, удача и скорпион»? Мессию мы ждать разучились. Удача давно от нас отвернулась… Пришел скорпион, Иоиль. Неужто не чувствуешь?
— Господи, спаси и сохрани нас от происков сатанинских, — пробормотал Иоиль, и трудно было определить, всерьез или с насмешкой.
— Не-е-е-т, — угрожающе протянул Ариэль, загадочно покачал головой и поднял вверх палец. — Не от дьявола пришел — от Бога! Сын Божий явился. Но Истина его не для нас — иудеи ее не поймут и не примут, а нам, фарисеям, она не нужна: для нас она гибельна. Свет, который действительно идет от Иисуса, — Свет миру. Но нас этот огненный Свет ослепит, и в слепоте своей мы еще больше рассеемся по миру, сотни лет будем страдать и еще сильнее унизимся… Ибо Он — Пастырь язычников, мытарей и грешников. Для них он — добрый, для нас — скорпион и пожиратель праведных фарисеев.
— Бог не мог такого послать, — вроде бы сурово хотел возразить Иоиль, но вышло немного растерянно.