Сладкий апокалипсис. Ты моя (СИ)

Да, я знала, что она права. Это все мои комплексы. Они чуть не разрушили три жизни, включая ещё не рожденную. Ну уж нет! Заблуждения в моей голове не должны навредить малышу, генсолдатом он будет или нет! Нужно доверять человеку, которого ты полюбила. А Курта я полюбила всем сердцем, тоже не видела смысла от себя больше это скрывать. Пусть, пусть ребенок вырастит еще одним солдафоном, но зато у него будут родители. Я дам малышу больше ласки, чем может Курт со своими сухими методами воспитания. Буду любить его за двоих!

— Но ведь и тебе придется делать выбор, Софи, — вздохнула я, — Эх!

— А я уже сделала, — рассмеялась она.

— Правда? Кто он?

— Теон.

— Что?! — поразилась я, — Но между вами же все время были перепалки! Да я и не видела, чтобы он ухаживал за тобой.

— Он как-то подошёл ко мне и сказал, что … кхм… дословно я «баба сочная» и ему сразу понравилась, но он себя сразу скомпрометировал своим поведением и шанса у него нет, — Софи хитро улыбнулась, — Поэтому будет вздыхать на расстоянии.

— А ты чего? — с любопытством спросила я.

— Ну… он помогал мне перетаскивать мешки с картофелем со склада… и как обычно пошутил… мол… Софи, покажи попку. Ну, я и показала, — рассмеялась София.

Я была поражена:

— А он… а он чего?

— Растерялся, представляешь? Сказал, что я очень красивая, извинился и хотел уйти.

На этот раз рассмеялась я. Кто бы мог подумать! Теон оказался таким скромным мужчиной.

— Уйти я ему не дала, — София улыбалась, она была счастлива, — Он забавный, Анна. Надёжный. С ним всегда весело. А вот нам уже пора возвращаться. Если отправимся сейчас, может, сможем добраться до дома к заходу солнца.

Глава 31. Курт и Анна. Верь мне

Я сидел в полной темноте, передо мной стояла тарелка с заветренными блинчиками, рядом — наполовину початая бутылка портвейна, которую я хранил долбанных пять лет. Что ж, видимо, настал тот самый особый случай. Я оставил один блин, чтобы чувствовать запах ее тепла на кухне. Анна ушла. Я сам ей это позволил — у генсолдат не только мышцы и выносливость, но ещё и фотографичная память. Да и умом они не обделены, и так было понятно, что она узнала о плане Николаса в тот злополучный день, когда вырядилась в зелёное платье Аннаривы. Это я понял уже потом, когда в секретных документах были перепутаны страницы. Видимо, Анна так беспокоилась, что пихала все обратно в суматохе. Непонятно, откуда она знала о потайном отсеке и как открыла его… но Анна умная девчонка, и много я о ней ещё не знал. Наверное, нужно было поговорить с ней об этом, и об Аннариве тоже, но я оказался не так храбр, как о себе думал. Она казалась такой счастливой и спокойной, что я решил, может, всё-таки пронесёт, и ей будет просто хорошо со мной. Я допускал, что она захочет сбежать, и многие детали на это указывали, включая отрывчатые еженедельные доклады моих бойцов и частые выезды девочек за грибами и ягодами. Просто надеялся до последнего, что она изменит свое решение. Я оказался просто ссыклом, и она ушла. Потому что не смогла так жить. Нельзя ее в этом винить — она лучшее, что случалось в моей блядской жизни, а я ее упустил. Вернее, отпустил. Потому что она заслуживала свободы.

А теперь я сидел на кухне и бухал в полной темноте, в три часа ночи. Вокруг сомкнулась темнота и одиночество — ровно то, что я заслужил. Сбежав, Анна вынула из груди сердце, оставив там огромную дыру. Я старался залить эту дыру алкоголем. Получалось плохо.

Вдруг я услышал, как в замке двери проворачивается ключ. Электронные системы мы отключили, в целях экономии энергии — эти штуки жрали нехилую кучу электричества. Ключ от моего дома был только у меня и у Анны. Сердце в груди ёкнуло.

Она прошла тихо, словно мышка. Будто думала, что мне настолько похеру на нее, что я просто забил на это «путешествие» и завалился спать. Глупенькая… Когда Анна поняла, что на кухне кто-то есть, то с осторожностью обернулась и вошла в темноту. Меня невозможно было не почувствовать — запах алкоголя смердел на несколько метров.

От включенного света закололо в глазах. Я прикрылся рукой, чтобы смягчить привыкание.

— Ты пришла… — констатировал я, как дурак.

Анна ничего не ответила, подошла к столу и окинула меня задумчивым взглядом.

— Ты пьян, — с укором сказала она.

— Есть повод, — я взял бутылку, налил в стакан ещё порцию портвейна и осушил до дна.

Анна взяла бутылку, посмотрела на нее удивлённо.

— Ты же хранил ее пять лет для особого случая, — выдохнула она, — И теперь пьешь ее один, в темноте, в три часа ночи?

— Это особый случай. Самый особый случай в моей жизни. Думаю, другого такого уже не будет, — я посмотрел на нее, как затравленный зверь, — Не будет же, правда?

— Не будет, — устало улыбнулась она и села за стол, рядом со мной.

Я встал, порылся на верхних полках, достал ещё один стакан, поставил перед ней и тоже налил.

— Выпей, отметим вместе.

Она кивнула, но пить почему-то не стала. Ее право, портвейн — отвратная штука, хоть и хорошо чистит мозги.

— Ты, получается, знал, что мы хотим уйти?

— Знал.

— Но как?

— Документы были перепутаны. Как ты открыла тайник?