Сладкий привкус яда

– What do you prefer meat or poultry? Gin? Orange juice? Vodka?[16]

– Короче, ешьте и пейте все, что нравится! – перевел Родион.

Я вспомнил фразу, которую написала мне Леда на банкете: «Будет партия с танцем?» Оказывается, она дословно перевела на русский «Dancing party», что по-английски означает «танцевальный вечер», вот и получилась фраза, которую я не понял.

Татьяна сидела перед столиком с каменным лицом, не проявляя никакого интереса к Леде.

– Я есть не хочу, – ответила она, искоса глядя на то, как Леда кладет на ее тарелку ломтик холодной телятины в желе.

«Бесишься? – подумал я. – А положил бы этот кусок Родион – съела бы и тарелку вылизала».

– Никто, кроме вас и, естественно, отца, про Леду не знает, – сказал Родион. Тон этой фразы был не к месту двусмысленным и назидательным. Подняв бокал, он пригласил меня выпить джина. Я налил себе водки.

– В таком случае, – сказал я вместо тоста, – проблема исчерпана. К Панину надо ехать немедленно.

– Проблема не исчерпана, – возразил Родион и выпил. – Дело в том, – продолжил он, закусив усатой красной креветкой, – что сначала следует доказать, что эта женщина – Леда Клейборн, а не Маша Степанова, и что она – моя жена. Значит, снова все упирается в документы, в паспорта и свидетельство о браке, которые находятся у Столешко.

– И как ты думаешь вытрясти эти документы из него? – спросила Татьяна.

– Леда – человек малозаметный. Она может свободно перемещаться по усадьбе. Столешко и Филя не обращают на нее внимания.

– Не справится, – коротко произнесла Татьяна. – Лучше доверьте это дело мне. Я все-таки профессионал.

– Нет, Танюха, у тебя уже закончился договор, – мягко возразил Родион. – Охранники шагу тебе не дадут ступить по территории.

– У меня есть кое-какие навыки, – не сдавалась Татьяна. – И оружие, между прочим.

– У Леды тоже есть оружие.

– Но у меня, в отличие от иностранки, есть право им пользоваться!

Кажется, Татьяна уже не могла скрыть свою неприязнь к Леде. Родион тактично промолчал и повернулся к жене.

– Делайте что хотите, – проворчала Татьяна и уставилась в окно.

Родион и Леда стали вполголоса переговариваться. Суть их разговора сводилась к следующему: завтра утром я отвезу Леду к усадьбе и, не выходя из машины, буду ждать ее возвращения. Она тем временем попытается незаметно проникнуть в особняк и найти документы. Если Леда не выйдет из усадьбы по прошествии часа, я с проходной позвоню Панину. Я для него – сверхсильный раздражитель, и можно не сомневаться, что через несколько минут в усадьбу нагрянет усиленный наряд. Шума и суеты будет много. В этой мутной воде я начну действовать по обстановке.

Ужин закончился далеко за полночь. Когда я рассматривал и обнюхивал парфюмерные пузырьки, стоящие под зеркалом в огромной ванной комнате, постучавшись, зашла Леда, протянула мне большое махровое полотенце и тактично поинтересовалась на полурусском-полуанглийском, стелить нам с Татьяной вместе или порознь.

Я изобразил такое пуританское возмущение, так убедительно объяснил, что безусловно, естественно, однозначно, бесспорно, непреложно стелить надо порознь, причем в разных комнатах, находящихся как можно дальше друг от друга, что Леда густо покраснела, шепнула «Sorry» и удалилась.

Под мансардным окном, через которое на мою постель падал холодный лунный свет, я долго не мог уснуть.

Глава 49 КЛЕТКА ЗАХЛОПНУЛАСЬ

Я был уверен, что когда-нибудь пожалею об этом, но с упрямством уподоблялся коту, пожирающему сосиску из тарелки хозяина: знал, что буду бит, и все же остановиться не мог.

Татьяна испепеляла меня взглядами. Я любезничал с Ледой настолько демонстративно, настолько явно мстил Татьяне, что не увидеть этого было невозможно, и все-таки Танюха принимала все мои комплименты в адрес Леды за чистую монету.

Я нарочно ехал очень медленно, позволяя «Запорожцам» лихо обгонять «мерс», и на замусоренном английском рассказывал женщине, как был очарован ее глазами, увидев ее в первый раз, как сразу обратил внимание на несоответствие между деревенской одеждой и утонченными манерами светской дамы (от слов «светская дама» Танюха даже подскочила на заднем сиденье, затем сделала какое-то движение, отчего я почувствовал удар по затылку). Леде было приятно, она все понимала, что я хотел ей сказать, и, может быть, даже больше. И когда меня уж слишком понесло по колдобинам фантазии и я признался Леде, что если бы вчера не узнал о ее семейном положении, то непременно влюбился бы в нее по уши, женщина неподдельно удивилась и с грустью сказала:

– I regret it very deeply. Rodion spoke, that you love the girl and want to marry vor love.[17]

После этого я получил второй удар по затылку, еще более чувствительный, чем первый, и до усадьбы ехал молча.

Я припарковался в том месте, где когда-то выследил Леду, садящуюся поздним вечером в «мерс». Отсюда хорошо просматривались ворота и проходная. Леда вышла. Я мысленно пожелал ей удачи. Татьяна, уютно устроившись на заднем сиденье, с нарочитым вниманием листала какой-то американский каталог. Мы оба хранили гробовое молчание. Но недолго.