Сладкий привкус яда

– И последнее! – торопливо сказал я, услышав, как за окном скрипнули тормоза автомобиля. – Тебе может позвонить кто-нибудь еще, с теми же условиями. Не соглашайся – это будет блеф. То, что тебе надо, – только у меня…

Я опустил трубку, сказал банщику, что рассчитаюсь при выходе, и, придерживая на себе сваливающуюся «тунику», поспешил в моечный зал. Рискуя поскользнуться на обмылках, раскиданных по теплому мокрому кафелю, я приблизился к окну, прихватив по пути шайку, кинул ее на пол, встал на нее и дотянулся до шпингалета. Я скинул с себя простыню, словно открывал себя как памятник. Распахнув створку окна, я встал на подоконник и прыгнул на скобу трубы. С десяток голых людей, покрытых пеной, молча и бесстрастно смотрели на меня.

– Прикройте, пожалуйста, окно! – попросил я и полез по трубе вверх.

Поднявшись до уровня крыши, я благополучно перепрыгнул на нее, сел на краю карниза, свесив ноги, оделся, а потом несколько минут любовался оперативной работой Панина и его верноподданных. Пяток крепких милиционеров оцепили вход в банно-прачечный комбинат, другой пяток, толкаясь в узком дверном проеме, ринулся внутрь здания. Я мысленно пожурил их за суетливость и неорганизованность и спрыгнул с противоположной стороны на большую кучу угля, насыпанную рядом с котельной. Пока Панин будет смывать пену со всех посетителей, рыскать по душевой, парной и тыкать палкой по дну бассейна, пройдет не меньше десяти минут. Этого времени мне вполне хватит на то, чтобы неторопливо дойти до неухоженных дебрей школьного сада. А оттуда я смогу незаметно пройти на дальние огороды, спуститься к реке и вдоль нее дойти до высокого песчаного обрыва. Там, под забором усадьбы, я дождусь, когда на моих часах пропиликает восемнадцать ноль-ноль и наступит время встречи со Столешко.

Глава 50 ШЕРСТЯНАЯ ПОВЯЗКА

«На этот случай мне бы не помешал пистолет, – думал я, медленно ступая по влажным листьям оврага и постоянно озираясь по сторонам. – Надо было взять его у Татьяны, как я это уже делал – прижать к стене и сунуть руку ей под куртку… Вышла девочка из игры, сдалась. Она упустила и коробку с ампулами, и инициативу. Жалко, конечно, ее растоптанное профессиональное достоинство. Когда вернусь с документами к Родиону, надо будет уступить ей финал. Пусть вместе с Родионом и Ледой едет к Панину и все ему объясняет. А я буду пить водку и отсыпаться…»

Чем ближе я приближался к месту встречи, тем сильнее меня охватывала нервная дрожь. Я вспоминал свои слова, сказанные Столешко по телефону, тот ребус, в котором я зашифровал время и место встречи. Сумма гонорара – двадцать тысяч баксов. Убрать три нуля – двадцать. Вычесть два – восемнадцать. Все правильно. Мои часы показывали восемнадцать часов три минуты. Он уже должен стоять у могилы.

Я остановился на дне оврага, до боли в глазах всматриваясь вперед. Между серых стволов деревьев проглядывала кучка глинистых комков и лежащее рядом сучковатое бревно с корявыми ветками. «Что-то его не видно, – подумал я. – Может, прячется где-нибудь выше и оттуда высматривает меня?»

Хлопая крыльями, над моей головой пролетела черная птица. От неожиданности я вздрогнул, по спине прошел холодок. Мелкий дождь, задерживаясь в сети из плотно сплетенных веток, редкими тяжелыми каплями падал на землю. Я поднял воротник куртки. «Иногда интуиция мешает, – подумал я. – Слишком разговорчива и осторожна».

Я пошел дальше, но уже совсем медленно. Панин, подслушав разговор, не мог вычислить место нашей встречи без помощи Столешко, думал я. Но трудно поверить, что Столешко добровольно выдал меня милиции. Это для него смертный приговор. Не мог он это сделать. Не должен был это сделать…

К подошвам кроссовок стала налипать грязь. Я посмотрел под ноги. Комки земли были раскиданы вокруг ямы… Точнее, ямы уже не было, ее закопали и разровняли бруствер. А ту землю, которая не вошла, раскидали в стороны… «Так быть не может, – думал я. – Бревно, которое Родион использовал для объема, второй раз закапывать не стали. Вот оно лежит. А земля все-таки не уместилась в яме. И ее, чтобы не было холма, раскидали».

Я не мог оторвать взгляда от клочка перекопанной земли, напоминающей маленькую грядку, словно кто-то решил разбить в лесу огород. От него исходил какой-то притягательный ужас. Я опустился на корточки, сжал в кулаке пучок травы и приподнял тяжелый срез дерна, словно человеческую голову за волосы. Остановиться уже не было сил, и я стал разгребать рыхлый грунт ладонями, и чем глубже уходили в землю мои руки, тем страшнее мне становилось. И когда я уже вымазал рукава куртки по локоть, нащупал под слоем земли ткань и, холодея, схватился за нее и потянул на себя. Опять, мысленно твердил я, опять закопали какую-то одежду. Это была бессмысленная попытка обмануть себя, потому что я уже видел рукав серого плаща, черные пуговицы с рельефным вензелем «Г», чувствовал его тяжесть и не смог не крикнуть, когда, взрыхляя землю, на поверхность вырвалась скрюченная, паукообразная, почерневшая рука.

– Тебе не надоело здесь ковыряться?