Сладкий роман

В тени яблоневых ветвей его глаза казались черными, цыганскими. Наверно, ещё потому, что излучали какую-то притягательную, колдовскую силу… Нет, это не был хорошо известный мне зов самца и не сластолюбие гурмана, взирающего на красивую вещицу, которую хочется присвоить. Но странный родственник, ещё позавчера бесивший меня своей нарочитой нелепостью, казался мне загадочным и даже влекущим. Магия майского вечера? Эффект одиночества? Ожидание сюрприза от скупердяйки Фортуны или просто пьянящий коктейль венского леса с молодым вином?

— Ты, наверно, нравился девочкам, когда учился в школе. Не вертлявым самовлюбленным дурочкам, а серьезным — с книжками под мышками.

— Все наоборот. Я, насколько помню, сначала не нравился никому, а потом — сразу всем… После того, как блеснул на школьной вечеринке с показом фокусов… Бабушка подарила мне толстую книгу, в которой наш главный маг раскрывал секреты своих трюков. Я разучил несколько пустячков, и хотя от волнения почти все делал плохо, имел бешеный успех. И знаешь, от чего? У меня был черный цилиндр и атласный плащ, сшитый из сатина бабушкой. И главное,? черная маска!

— Так тебя даже не узнали?

— Разумеется, сразу узнали. Но как раз в то время у нас были все без ума от вышедшей на экраны оперетты, которая называлась «Мистер Икс». Так меня и звали до самого десятого класса. А чудная девочка с раскосыми татарскими глазами и длинными черными косами, падающими вдоль спины, избрала меня своим героем…

— Так это была твоя первая любовь?

— Могла бы быть. Могла бы. Но я не догадывался, что тетрадные листочки со стихами, которые я регулярно обнаруживал в своем портфеле, принадлежат Альфие… Они так и хранятся у меня, а девочки уже нет…

— Что произошло с ней, Микки?

— Девочка успела написать много стихов и даже несколько из них напечатали в журнале «Юность»… Это было здорово! А после её смерти я получил от её матери целую толстую тетрадку с посвящением: «Мистеру Икс самой главной тайне моей жизни».

Майкл крепко сжал губы, жалея, видимо, о своей откровенности. И мне захотелось успокоить его хотя бы тем, что и мне, «киноактрисе и парижанке» знакомы и его печаль, и смущение.

— Все это так… так похоже на историю с Жанни… Прошло почти двадцать лет, а я все ещё раздумываю о том, не был ли мой телефонный роман единственным настоящим романом в моей жизни?

— Этот парень писал для тебя стихи?

Я кивнула:

— Он вообще придумал меня целиком — сказочно умную, тонкую, загадочную, желанную, чистую… И не успел разочароваться. Жан умер от болезни крови в девятнадцать лет, а я так и не успела сказать ему, что буду помнить всю свою жизнь его голос, его слова, его преклонение, щедрость…

— Альфия тоже так и не узнала, что я храню её тетрадь, как самый дорогой талисман. Она умерла мгновенно, сбитая грузовиком… А я продолжал жить, становясь таким, как придумала меня эта романтичная девчушка.

— Микки, мы должны выпить за тех, кто любил нас и кто до сих пор освещает нам путь.

— И будет освещать до конца. — Майкл поднял бокал. — Пьем не чокаясь.

Мы выпили и приумолкли, вспоминая каждый свое. И тут же в паузу ворвались шумы: дружный хохот большой компании за соседним столом, тявканье собачки, выпрашивающей кусок колбасы у толстого немца в шортах, обрывки хоровой песни, несущейся из глубины сада.

Я протянула Майклу руку и, весело шлепнув по ней, он задержал мою ладонь в своих пальцах. Официантка принесла и поставила на стол зажженную свечу, принимая нас, очевидно, за влюбленных.

— Ого! Сейчас начнется настоящее аутодафе! — Взволновался Майкл.? Или австрийские насекомые не стремятся сгореть в пламени?

Опровергая его слова, к свече метнулся крупный ночной мотылек. Мой кузен задул пламя.

— Извини, это зрелище не для слабонервных.

— А мне иногда кажется, что это лучший финал для тех, кто не умеет жить без иллюзий, без необоримой тяги к чему-то абсолютно невероятному, заведомо гибельному…

— Но ведь они умеют летать! Летать, Дикси!

— Именно поэтому их влечет сладостная гибель. Ведь какие-то там червяки не лезут в огонь.

— «Безумству храбрых поем мы славу» — это цитата из произведения одного нашего «певца революции». — Майкл почему-то усмехнулся и вновь наполнил из кувшина бокалы.

— За храбрых и за сумасшедших в одном лице!

Я бросила на него загадочно-печальный взор, один из тех, после которых обычно следует признание кавалера в пылких чувствах.

— Значит, ты пьешь за меня, Майкл?

— Нет, с тобой прост невозможно играть в Мистера Икс! Не оставляешь мне ни капли возможности украсить себя флером загадочности. — Майкл погрозил мне пальцем. — Разумеется, храбрый безумец — это я. Потому что уже два дня верчусь у костра, рискуя спалить крылышки.

Он вдруг стал очень серьезным и почти неслышно пробормотал себе под нос: «А ведь ты все уже знаешь, чертовка!» Я набрала полную грудь воздуха, предчувствуя нечто важное. Мне было хорошо с Майклом и нравилось, что люди за соседними столиками принимают нас за флиртующую пару. Ох, какая длинная ночь полагалась нам по сценарию!