Сладких снов

Город под названием Лердаль оказался не больше Рёдберга, из которого он только что выехал, и встретил Гренса двумя полицейскими, прибывшими сюда из Нюкёбинг-Фальстера. Один был пожилой мужчина предпенсионного возраста, другой – совсем молодой парень, недавний выпускник полицейской школы. Все получилось, как и рассчитывал Гренс. Девяти фотографий, сохраненных Билли на флешку, и идентификации, проведенной при помощи сотрудницы мебельной фабрики, оказалось достаточно для ордера на обыск.

Еще пару часов спустя они узнали, что семья, проживающая вместе на протяжении вот уже пяти лет, успела сменить за это время множество адресов, особенно за первые годы. Как только кто-то начинал интересоваться их делами или замечал вслух, что Катрине неважно выглядит, Хансены тут же срывались с места. Что они держались особняком и девочка ходила в школу и возвращалась из нее исключительно в сопровождении родителей. Что отец – или отчим, как уточнил один из соседей, – работал продавцом на новой фабрике и воспринимался соседями как явный глава семьи. Наконец, со слов тех же соседей, в тот день Хансены были дома.

Квартира располагалась на втором этаже дома, первый этаж которого занимала пекарня. Это старое серое здание с несколько облупившимся оштукатуренным фасадом являло собой нечто вроде архитектурной доминанты Лердаля. Чтобы попасть в квартиру, которая, согласно чертежам градостроительного управления, состояла из трех комнат, нужно было свернуть во внутренний двор с главной улицы и подняться по лестнице сразу за входной дверью.

Старший датский полицейский пошел первым, Гренс следом за ним.

Выждав ровно пять минут, как это было обговорено с младшим коллегой, они переглянулись и молча кивнули. Оба приготовились постучаться в самое сердце тьмы.

Никто не спешил открывать.

Звонок не работал, и полицейские забарабанили уже решительнее.

– Откройте, полиция.

Эверт Гренс сосчитал до пяти. Десяти. Пятнадцати. Потом его терпение лопнуло. Пора было применить более действенные меры в отношении ничем не защищенной деревянной двери, но в этот момент изнутри лязгнул замок.

Гренс узнал ее сразу, девочку с фотографии, присланной безымянным доброжелателем на адрес шведской гуманитарной организации.

Волосы убраны в «хвост». Меньше ростом, чем Гренс себе ее представлял, тем не менее это была она.

– Вы кто?

Двое мужчин в возрасте, в обычной одежде. Вполне резонный вопрос девятилетней девочки.

– Полиция. Тебя зовут Катрине?

– Я не буду вам отвечать.

– Мы пришли поговорить с твоими папой и мамой. И мы знаем, что они дома.

– Папе надо сначала что-то сделать с компьютером.

В этот момент в глубине квартиры пронзительно закричал женский голос. Ему ответил мужской, а потом как будто опрокинули на пол какой-то металлический предмет, возможно, торшер или светильник.

– Мама, что это там…

– Стой здесь.

Пока полицейский из Нюкёбинга удерживал девочку у двери. Гренс устремился в тесную прихожую. Лавируя между креслом и диваном на скользком паркете гостиной, шведский полицейский не раз помянул добрым словом молодого датского коллегу, предложившего маленькой группе разделиться, с тем чтобы кто-нибудь отправился к выходу через пожарную лестницу. Датчанин вломился в гостиную через балконную дверь одновременно с Гренсом и навел пистолет на хозяина квартиры, не дав тому уничтожить содержимое жесткого диска.

Они успели в последний момент. Когда же Гренс увидел отчима Катрине, сомнения, если они и были, развеялись окончательно. Это был тот самый мужчина, который позировал на фотографии рядом с обнаженной девочкой. Он и никто другой держал в руках табличку с обещанием продолжения девятикадрового шоу.

Гренс присел за кухонный стол. Еще несколько дней назад он даже не подозревал ни о существовании этой квартиры на втором этаже здания с пекарней, ни этого заштатного датского городка. Он не мог избавиться от чувства, которое продолжало мучить его вопреки здравому смыслу – будто за это время он ничего не добился. Потому что умом комиссар понимал, что за последние сутки сделал гораздо больше, чем это было в принципе возможно. Менее суток понадобилось ему на преодоление обычно куда более долгой дистанции от первого звонка до ареста.

В четыре утра пятницы он получил эту фотографию из рук Вернера, а в десять вечера субботы уже сидел на кухне в квартире, где только что закончили работу криминалисты. И Гренс знал, с чем связано это странное чувство.

С голубой бабочкой, которая, собственно, и привела его сюда. Потому что Гренс шел по следу совершенно другой девочки.

Следу, который внезапно оборвался.

Он оглядел кухню, где еще несколько часов назад семья в последний раз собралась за этим столом. Последний ужин, так это можно было назвать. Потому что мама с папой в наручниках уже были доставлены для допроса в Копенгаген, а две социальные работницы взяли на себя заботу о девятилетней Катрине.