Сладких снов

Я отошел к обочине и поднял стеклянную бутылку, мне стало несколько спокойней, конечно, всегда, когда держишь что-то в руках, даже понимая, что оно тебе вряд ли поможет, становиться спокойней на душе. Конечно, бутылкой нельзя было защититься, но от незаряженного пистолета толку было еще меньше. Где-то в рюкзаке лежал детский пистолет с пистонами, которым я отгонял собак, но собак то как раз и не было слышно.

– Что-то не так. Чувствуешь?

Я спросил это у Юли полушепотом. Она ничего мне не сказала, а только посмотрела на меня взором полным ужаса. Я кивнул вперед, и мы продолжали идти по улице в сторону больницы. Однако ничего не происходило, никаких признаков того, что нам что-то угрожает, но сердце, не успокаиваясь, билось с бешеной чистотой.

Тут вдруг я что-то услышал, что-то на гране слышимости. Сначала я не понял, что это, но звук вдруг сначала совсем сошел на нет, а потом резко стал значительно громче. И тут я понял, что это детский плач, так плачут грудные дети, когда ты вытаскиваешь их из ванны. Но звук был до дрожи в коленках неестественным, плач как будто доносился откуда-то с глубины моря. И вдруг он резко стал громче и насыщеннее, будто его источник резко приблизился к нам.

Я инстинктивно сделал шаг назад. Юля пискнула и зажала рот руками, чтобы сдержать крик. Она повернулась ко мне, все еще сдерживая крик руками, и смотрела на меня глазами полными ужаса. Источник плача находился где-то совсем рядом, но я никак не мог понять где. Я вертелся на месте как волчок, но плач, кажется, доносился ото всюду.

Из глаз Юли начали течь слезы. Она отняла руки ото рта, и вцепилась в свой крестик, висящий на цепочке, и сжала его так, что костяшки пальцев побелели. Тут я, наконец, взял себя в руки. Видимо это очередная шутка города, вроде того силуэта, что я видел тогда, а значит нам на самом деле ничего не угрожает, но лучше всего бежать отсюда, пока не поехала крыша. И бежать в укрытие, то есть в больницу, я выкинул бутылку назад на обочину и подбежал к Юле.

– Юля, надо бежать, – я взял ее за плечи. – Юля слушай меня. Я уже видел такое, про это я и говорил, когда сказал, что в городе очень гнетущая атмосфера. Наверно, это ветер задувает в окна и получается такой звук.

– Ветер? – Юля как будто находилась в трансе, ее лицо то и дело сводило судорогой, слезы текли ручьем, и тут ее взгляд резко остановился на мне. – Но ветра же нет.

– Да, – я сам понял, что сказал глупость. – Но не суть, нам надо идти, Юль. А лучше бежать, вдруг это звери какие-нибудь такие звуки издают, и они вероятно голодны.

– Хорошо, – судорожно закивала Юля, мои доводы вовсе не убедили ее, просто она была в шоке и хотела только того, чтобы я оставил ее в покое.

Я рванул было с места, но Юля так и осталась стоять на месте. Видимо у нее ступор, она слишком напугана, чтобы трезво соображать. Я подбежал к ней, схватил за руку и потянул за собой. Я бежал не быстро, но Юлю сильно шарахало в стороны в сторону, она то и дело норовила упасть, очевидно, что ноги не слушаются ее.

Вскоре плач перестал быть слышен, я сбавил темп, и теперь просто быстро шел. Юля вцепилась в мою руку с такой силой, что ногтями поранила ее, не больно, но неприятно. Я сказал Юле, что теперь все хорошо, и она может отпустить меня, но она никак не отреагировала на это замечание. Кажется, она его вообще не услышала.

Наконец показалась больница, на фоне маленьких двухэтажных домишек четырехэтажная больница казалась просто небоскрёбом. Ее массивный силуэт сейчас темнел на фоне заката. Я ускорился, надо успеть до того, как зайдет солнце, или тогда мы будем шарахаться от каждого кустика, а тогда плач вернется, я в этом уверен. Юля, продолжая сжимать мою руку, послушно плелась позади, иногда спотыкаясь.

Когда мы уже подошли к самим воротам больницы, Юля вдруг резко встала как вкопанная и отпустила мою руку. Я обернулся на нее, она обняла себя руками, ее крупно трясло, Юля стояла и смотрела на меня с неподдельным ужасом.

– Нам не надо туда идти, Дань. Слышишь, не надо, – сказала она, трясясь, будто бы от холода.

– Юль это место самое надежное укрытие, которое мы можем найти до темноты. Там давно уже никого нет, не стоит бояться.

– Пожалуйста, – по щеке Юли потекла слеза.

Юля, и без того кажущаяся такой маленькой и беззащитной, сейчас казалась просто мученицей. Ужас сковал ее, она не отдавала себе отчета в том, что происходит вокруг. Она просто стояла сейчас около ворот и испуганным взором оглядывалась вокруг.

И вдруг я понял, что именно сейчас настал тот момент, когда она нуждается в опоре, и никто кроме меня не может стать той опорой. Я подошел к ней и обнял, она тут же крепко прижалась ко мне в ответ. Мы постояли так наверно минут пять. Все это время я оглядывался по сторонам и прислушивался, нет ли чего подозрительного. Конечно, я и сам был напуган, а когда чего-то ждешь, то вполне вероятно может почудиться, что именно это и происходит. Но ни один шорох не нарушал тишину. Потом она отняла лицо от моей груди и сказала: