Я качаю головой и выключаю мотор. Меня перестали трогать вопросы о справедливости еще в глубоком детстве. Довольно быстро пришло осознание, что справедливости от жизни вообще ждать не приходится. Кто вообще придумал это чертово слово? Но именно оно приходит мне на ум и вертится на языке — ведь таким душам, как у Анны, не место в аду. Так почему ТОТ, кто создал ее, предполагает подобный исход?
Еще одна капля в море моей ярости.
К моменту, когда мы добираемся до нашего номера, я уже на грани. Настолько, что остаюсь стоять в дверях, пока Анна, погрузившись в свои мысли и сложив руки на груди, заходит внутрь.
— В этом отеле есть тренажерный зал, — говорю я. — Если не против, я схожу туда, пока есть возможность.
Да, физическая нагрузка — это просто то, что доктор прописал.
Анна рассеянно кивает и опускает взгляд на свой багаж.
— Я тогда, наверное, схожу в прачечную постирать.
— Я же буду проходить мимо стойки регистрации и могу передать им, что мы хотим отдать вещи в прачечную.
Она смотрит на меня озадаченно.
— А, ты про отельную услугу? Ну уж нет, это безумно дорого. Через дорогу есть прачечная с самообслуживанием.
Меня передергивает.
— Одна из тех, где обитают нарики?
Анна фыркает и качает головой. Она приступает к сбору грязных вещей, даже про мои не забывает, но я быстро наступаю на свои шорты, к которым она уже тянет руки.
— Тебе не обязательно стирать мои вещи. — Я немного в шоке. Как ей удастся так спокойно делать нечто подобное?
— Ой, да ладно тебе, отдай. — Она вырывает шорты у меня из под ноги. — Я часто бывала в таких прачечных, и это совершенно безопасно. В основном их посещают мамочки. Мне только… э-э… надо немного денег. Если тебя не затруднит. В смысле… немного… всего несколько…
Я быстро вынимаю бумажник, чтобы с ее щек скорее сошел румянец смущения, и протягиваю ей купюры.
— Уверена, что там безопасно? Это Лос-Анджелес, а не захудалая Джорджия.
— Ха-ха. — Она выхватывает десятку и прячет ее в своем кармане.
— Я буду слушать, — говорю я.
Она закатывает глаза, но затем шепчет:
— Спасибо.
В течение где-то часа я прислушиваюсь к происходящему вокруг нее, пока бегаю на беговой дорожке и делаю серию отжиманий и приседаний. Я бы предпочел штангу, но в этом жалком подобии зала таковой не имеется.
У Анны в прачечной так тихо, что я решаю сходить и воочию убедиться, что с ней все в порядке. Местечко сие очень сомнительно на первый взгляд, но внутри царит запах чистоты и раздастся умиротворяющее жужжание стиральных и сушильных машин. Две старушки мирно дремлют в креслах, а напротив них, спиной ко мне, стоит Анна и складывает одежду.
Она наклоняется, вытаскивая мою футболку из сушилки, и этих двух секунд достаточно для моего зверя, чтобы принюхаться и обнажить клыки. Очень уж идут Анне ее шортики. Она встряхивает мою футболку и быстрым движением пальцев складывает ее идеальным прямоугольником. Удивляться следует?
Пройдя через зал, встаю у нее за спиной, и, клянусь, она так сосредоточилась и задумалась, что даже не заметила этого. Даже после встречи с отцом и полного осознания грозящей ей повсюду опасности, она все еще так доверчива. На ее же счастье, к ней подкрался не какой-то опасный урод, а всего лишь я.
А затем я вспоминаю, что опасный урод, когда дело касается Анны, — это я. У меня по-прежнему в планах лишить ее девственности при первой же возможности и таким образом уберечь от моего отца. Ради ее же блага. И не имеет никакого значения, что я от этого словлю нереальный кайф. При этой мысли в кровь ударили адреналин и жажда.
Не успеваю я себя переубедить, как мои руки уже тянутся к ее талии. Она вздрагивает от моего прикосновения, и я притягиваю ее спиной к себе.
— Это всего лишь я, милая, — говорю я. Мне не следовало так прижиматься к ней, потому что в моем голосе прорезаются нотки похоти.
Интересно, а она их слышит? Между нами едва ли сантиметр насчитывается, я вдыхаю ее аромат как одержимый, который никак не может насытиться.
Ну почему она так прекрасно пахнет?
— Кай… не надо…
Нет, надо, еще как надо.
Я чувствую, как она дрожит в моих объятиях.
— Не следует так прикасаться ко мне, если только не собираешься стать моим парнем.
Парнем. Я замираю, и спустя всего лишь один удар сердца меня тянет улыбаться. Захочет ли она такой связи со мной? Еще ни разу за всю мою жизнь слово «парень» не вызывало у меня улыбки.
Но слышать это слово от Анны весьма очаровательно и так иронично. Словно смертельный яд, скрытый в сладкой конфетке. Если бы она только знала. По она не знает ничего.
— Нефам не позволено заводить отношения, — говорю ей в волосы. — Особенно между собой.
Она замирает на мгновение.
— Об этом не обязательно знать кому-то, кроме нас.