Я капитально все испортил, и понятия не имею, как исправлять положение. Да и что хорошего может получиться? Тем более, после встречи с Белиалом. Хочется расписать по пунктам наставления: не говорить отцу обо мне, не показывать свою доброту, остерегаться и следить за тем, что говоришь — но не могу, потому что мы уже на тюремной парковке, и Белиал может услышать.
Открываются ворота для посетителей, и я сглатываю.
— Ты справишься, — подбадриваю ее.
Она скрывается внутри здания и мне становится дурно. Но я остаюсь на месте и внимательно прислушиваюсь, как она проходит мимо охраны, заходит в помещение, полное эха и садится. Вскоре доносится звон цепей и чьи-то шаги. Я не могу пошевелиться. Я словно парализован собственным бессилием. Прислушиваюсь так тщательно, что слышу неровное дыхание Анны. И едва не подпрыгиваю, когда охранник говорит "Ла Грею" сесть. Земного имени Белиала я не знал.
—
—
По голосу не скажешь, что она напугана, так что и мой страх начинает понемногу отступать. Особенно, когда Белиал спрашивает:
—
И столько беспокойства в этом вопросе. Чем больше я прислушиваюсь к их разговору, тем сильнее меня бьет осознание — он любит ее. Ну конечно. Патти была права. Уверен, Белиал ощущает исходящую от нее доброту, прямо как и Князь Алоцер с Копано. Они такие Нефы, которые могут достучаться даже до сердец демонов. Нефы, заслуживающие любви.
В горле появляется ком, от которого я не могу избавиться. Поняв, что Анне ничего не угрожает, я завожу машину и уезжаю.
Несколько часов слоняюсь по Лос-Анджелесу как обычный турист, не замечая ничего вокруг, потому что мой мозг перегружен. Я не могу разобраться в своих чувствах. Я всегда страдал перепадами настроения, но то, что происходит сейчас, чересчур даже для меня. За долю секунды я впадаю в ярость, затем в нежность, перерастающую в ужас, переходящий в счастье. Ангельское вуду Анны — опасная штука. И оно накрывает сильнее, чем любой алкозагул, — алкоголь хотя бы выветривается.
Я возвращаюсь к тюрьме всего за минуту до открытия ворот — пробки в Лос-Анджелесе ужасные.
Вслушиваюсь сквозь стены из бетона и стали, пока снова не улавливаю хриплый голос:
—
Я облегченно выдыхаю. Она в порядке. Впервые за всю жизнь мне было неловко подслушивать. Так что я выключаю сверхслух и задумываюсь над его словами. Интересно, правильно ли я понимаю, о чем он говорит: ад. О том факте, что после смерти все Нефы попадают в ад, какой бы образ жизни они не вели. Да, с Анной, возможно, выйдет иначе. Ее душа слишком хороша для такого рода тьмы — что крайне несправедливо, и меня глубоко беспокоят мысли о ее страданиях.
Я выхожу из машины и опираюсь на нее, пока жду. Насколько я понимаю, отец Анну не отчитывал, и я рад за нее. Когда открываются ворота и вместе с другими из здания выходит Анна, меня отпускают все безумные мысли. Стоит только увидеть ее, и сердце начинает биться чаще.
Но когда она подходит ближе, выражение ее лица останавливает все мои мысли.
Что-то не так. Она игнорирует меня и забирается в машину. Я подхожу к водительской двери и тоже сажусь в машину. Мне хочется спросить, что он сделал и сказал, но мы еще не выехали за пределы пяти миль.
Когда мы отъезжаем на достаточное расстояние, я уже собираюсь задать ей вопрос, но она прикрывает лицо руками и горько плачет. Я понятия не имею, что говорить или делать в таких ситуациях, как утешать, отчего ощущаю себя бессильным слабаком.
А я упоминал, что ненавижу девичьи слезы?
К счастью, уже через пять минут она громко шмыгает носом, вытирает глаза, расправляет плечи и проглатывает остатки рыданий.
— Ты слушал? — спрашивает она дрожащим голосом.
— Немного, только самое начало и конец, и то, только чтобы убедиться, что ты в порядке.