Сладкое поражение

— Как же ты могла, Анджела, как ты могла?! — пророкотал отец. Его лицо и глаза покраснели.

— Папа, я… — Она была в полном смятении.

— Ты обесчещена! Ты опозорила своих сестер, всю нашу семью. Вот к чему привела твоя распутность!

— Я не понимаю. Мы собираемся пожениться, папа… Разве не так, Лукас?

— Давай, сам ей скажи, — произнес ее отец. Анджела взглянула на любимого.

— Я уже обручен с другой, Анджела, — тихо сказал Лукас. Чтобы убедиться, что не ослышалась, она попросила его повторить. Увы, слух ее не подвел.

Внезапно обессилев, Анджела прислонилась к стене, подняла глаза и сразу увидела своих младших сестер, Саманту и Клер, которые, застыв на верхней площадке лестницы, стали свидетелями ее позора.

— Контракт был подписан до того, как я прибыл в ваши края. Я не люблю ее. Мне пришлось сделать это ради моей семьи. Я бы отказался от помолвки, если бы мог себе это позволить.

— «Если бы мог себе это позволить»? — едва слышно произнесла Анджела.

— Очевидно, твое приданое оказалось более скромным, — с жестокой прямотой пояснил ее отец.

— Но почему тогда ты сделал это со мной? — с мольбой произнесла Анджела, глядя на Лукаса, который сосредоточенно смотрел себе под ноги.

Она вновь бросила взгляд на своих сестер. Боже, она и их погубила!

— Я решил, что для нас это единственный способ быть вместе. Но ведь мы действительно можем быть вместе, Анджела, только не как муж и жена.

— Ты слышала, Анджела? Он предлагает тебе стать его любовницей, содержанкой! — Не глядя на дочь, он буквально выплюнул последние слова.

— Папа, я ничего не знала!

— Ты покинешь этот дом. Отправляйся с ним, если хочешь, мне безразлично. А с тобой, — отец повернулся к Лукасу, — мы встретимся на рассвете.

Потеря девственности оказалась не самым страшным событием того лета. Гораздо страшнее было потерять семью и утратить веру в себя, свои чувства. Да и веру в любовь она потеряла. Она разуверилась почти во всем.

Но Анджела очень хотела вернуть все это и именно поэтому не уехала с Лукасом, а ушла в монастырь.

Достав платок, Анджела стерла со щек слезы. Она давно не вспоминала эту страшную сцену. Почувствовав, что рядом кто-то стоит, она подняла глаза и с облегчением увидела, что это не лорд Инвалид, а Хелена.

— Что он сделал? — спросила она, усевшись рядом.

— Он сказал, что мои грехи не так уж велики, — ответила Анджела, смахнув с глаз последние слезинки, и даже не попыталась улыбнуться.

Они посвятили себя Богу и святому ордену, но при этом обе остались женщинами. Им нравилось болтать, тем более что у них не было секретов друг от друга. Анджеле не нужно было ничего объяснять Хелене.

— Хам, — коротко бросила Хелена. — Только он мог такое сказать!

— Что случилось? — спросила Пенелопа, положив кипу постельного белья, и тоже присела на пол рядом.

— Лорд Инвалид сказал, что мои грехи ничтожны.

— А ты что, рассказала ему о своем прошлом? — спросила Пенелопа.

— Нет.

— Это не имеет значения, — сказала Хелена. — Его слова свидетельствуют о том, что его нисколько не волнуют судьбы погубленных им женщин.

— Подумать только, а я принесла ему еще два одеяла, — пробормотала Пенелопа.

Эта фраза, произнесенная девушкой, которая во всем видела только хорошее, заставила Анджелу улыбнуться.

— Ты снова собираешься идти туда? Или пойти мне? — предложила Пенелопа.

— Я сама. Мне станет легче, если я чуть-чуть помучаю его.

— Ты же знаешь, что не нам судить или наказывать других, все в руках Божьих, — серьезно произнесла Пенелопа.

— Да, конечно, знаю, — с вздохом ответила Анджела.

— Послушай, ведь эта мазь чертовски жжет, особенно если намазать погуще, — добавила Пенелопа.

Наверняка она была большой грешницей, думал Филипп. Может быть, он сказал не те слова и задел ее чувства. Но он не так глуп или беспечен, каким порой его считают, и понимает, что до настоящего момента он был не самым тяжелым пациентом у своей сиделки. Значит, причина была в другом.

Филипп попытался вспомнить, не встречались ли они раньше, и не совершил ли он опрометчивого поступка в отношении ее. Но Анджела относилась к тому типу женщин, которых мужчины, как правило, не забывают. Значит, здесь что-то другое. Черт его знает, может, все правы и он действительно глуп и беспечен.

Как только она вернется, стоит попросить прощения. А в том, что она появится снова, он был абсолютно уверен.

Филипп знал, что его сиделка сейчас за дверью, причем не одна. Он слышал голоса, но не мог разобрать, о чем говорят монахини, хотя точно знал, что они говорят о нем. Только полный кретин мог подумать иначе. Конечно же, они осуждают его, наверное, считают ужасным, безрассудным, а может, и того хуже, и решают, что делать и как себя с ним вести.