Сладкое вино любви

– У меня все было по-другому. Мой брат с Карлом тоже опекали меня, но я вовсе не страдала от их опеки. Они никогда не сердились, что я хожу за ним хвостиком. Я была подвижная, проворная, сообразительная. И хотя они были сильнее меня, я выигрывала за счет ловкости и хитрости. Мы везде ходили вместе. Они считали меня своим товарищем. Не знаю, что бы я делала без них. Родители не могли помочь мне приспособиться к новой жизни в Асконсете. Они строго наказывали нам, куда можно ходить, а куда нельзя, но никогда не смеялись и не улыбались. Радость, смех и чувство защищенности остались в Нью-Йорке. К тому же отец постоянно казнил себя за то, что вверг семью в нищету. Отец и мать каждый день ожидали новых бед и несчастий.

Невзгоды их быстро состарили. Как больно было это видеть.

Мы с братом оказались более гибкими, и я приспособилась к обстоятельствам быстрее Брэда, потому что была младше. Нью-Йорк я помнила довольно смутно. А главное, здесь я познакомилась с Карлом. Он стал моим идеалом. Спокойный, уверенный в себе, невозмутимый, Карл все знал и умел. С ним рядом я чувствовала себя в Асконсете как дома. Его спокойствие и уверенность передались и мне. Я пошла в школу и быстро подружилась с местными детьми. Они не знали, откуда я. Им было известно только то, что наша семья живет чуть лучше остальных. Мы ели три раза в день, носили старую, но вполне приличную одежду и ботинки. Каждую субботу по вечерам ходили в кино – единственное развлечение, которое мы могли себе позволить. Путешествия нам были не по карману, да нам и не хотелось никуда ехать. Газеты пестрели статьями о голоде и бездомных, грабящих товарные нагоны. Но Асконсет голод обошел стороной.

Все относительно, конечно. Асконсет оказывал на родителей гнетущее действие – здесь было уныло и мрачно. Великая депрессия никого не щадила. Отец и мать сидели у радиоприемника в ожидании плохих вестей и просматривали газеты. Банки закрывались один за другим. Многие наши нью-йоркские друзья разорились, безработица росла с каждым днем. Для бездомных строили целые деревни из бараков. Передвижные кухни стали неотъемлемым атрибутом городских улиц.

Рузвельт провозгласил новый курс на экономические реформы, но мои родители в страхе ожидали прихода бури, которая свирепствовала на побережье. И хотя Асконсет она не затронула, мы сажали деревья и кустарники, чтобы предотвратить распыление почвы, и даже после того как экономика страны пошла в гору, мои родные продолжали жить в постоянном страхе перед повторением Великой депрессии.

Брэд стал жертвой этого страха. Когда ему исполнилось шестнадцать, он ушел из дому, бросив школу, и устроился на работу в строительное управление. Он строил мосты, рыл туннели и посылал деньги домой. Но отцу это вряд ли служило утешением: он мечтал, чтобы сын выучился и приобрел престижную профессию, которая была бы востребована в недалеком будущем. Лишившись Брэда, мы потеряли в хозяйстве одного из самых хороших работников. А я потеряла лучшего друга. И Карл тоже. После ухода Брэда мы еще больше привязались друг к другу. Казалось бы, разница между детьми в четыре года весьма ощутима: разные школы, разные компании. Но тогда мы по-прежнему все делали вместе.

Натали умолкла и улыбнулась.

Оливия, сидя в кресле, делала пометки в блокноте. Ей тоже хотелось вместе с Натали перенестись в то время, и она спросила:

– А чем вы занимались?

– Мы вместе ходили в школу.

– Ездили туда на автобусе?

– О нет, – усмехнулась Натали, – автобусов не было. Ходили пешком.

– И далеко было до школы?

– Три мили. По дороге мы собирали всех наших друзей с окрестных ферм. Карл шел впереди, как Крысолов из сказки. Он был выше всех остальных и, хотя не отличался разговорчивостью, обладал… – она задумалась, подыскивая слово, – обладал харизмой. Карл никогда не искал внимания окружающих, но люди тянулись к нему. Вот вам классический случай – наименее общительный становится душой общества. Когда Карл проходил мимо, на него оглядывались и замечали нас с Брэдом, его верных спутников. Благодаря ему дети приняли нас в свою компанию.

Оливия невольно улыбнулась, представляя себе их ежедневный поход в школу.

– Вы так точно нарисовали эту картину.

– Точно?

– И с юмором.

– Три мили под дождем – тут уж не до веселья.

– Но какой чудесный образ – дети и Крысолов! Чем вы еще занимались? Как развлекались?

– О, по-разному.

– Например?

Натали неопределенно пожала плечами:

– Мы делали то же, что и все подростки делали, и будут делать. – Она вдруг вспыхнула. – Время ничего не изменило.

– Секс? – изумленно воскликнула Оливия. Она-то как раз думала, что подростки тридцатых были менее просвещенными в этом вопросе, чем нынешняя молодежь. – Простите, – тут же поправилась она. – Мне не следовало задавать вам интимные вопросы.