Сладкое вино любви

– Да, конечно, – ответила она на вопрос. – И до сих пор читаю. Когда дочка была совсем маленькой, я читала ей книжки, которые не смогла прочесть в детстве. Просто не умела читать – и все. Когда же научилась, то эти сказки были мне уже не интересны. Поэтому я заново открывала их для себя вместе с Тесс. Наверное, из них я почерпнула для себя больше, чем моя дочь. Мне надо было научить ее различать буквы, и я бы вовек не узнала о ее беде, но я не стала с ней заниматься. Боялась неправильно научить. Мы часто перечитывали книжки, и понемногу Тесс стала прочитывать страницу за страницей. Мы установили очередность – одну страницу читаю я, другую – она. Я радовалась, что у меня такая способная дочка. Она и вправду способная, но мне было приятно, что она опережает в развитии своих сверстников. Обыкновенное родительское тщеславие, не так ли? Однажды мы читали нашу любимую книжку, и я случайно перелестнула две страницы сразу, но Тесс продолжала читать с той страницы, которую я пролистнула. И я поняла, что читать она так и не научилась, а просто выучила книжку наизусть. Но даже тогда мне и в голову не пришло, что это тревожный сигнал. Я радовалась, что у нее такая хорошая память.

Оливия провела рукой по волосам и улыбнулась:

– Вы получили слишком подробный ответ на свой вопрос.

В небе снова расцвел фейерверк, в доме Саймона было по-прежнему тихо. Очевидно, гостей там не было.

– Но я ведь сам вас об этом спросил, – сказал Саймон.

Бак протяжно мяукнул – его тень мелькнула в траве. На залив спустилась ночь. Оливия понимала, что ей придется возвращаться обратно в темноте, и чем скорее она повернет назад, тем лучше, но нельзя же вот так просто взять и уйти!

– Так это ваш дом? – спросила она. Интересно, как он выглядит внутри?

– С женой и дочерью я жил в другом доме. И сжег его, когда они погибли.

– Сожгли? Но зачем?

– Я построил его для них. Но они погибли.

– И ваш дом сгорел?

– Дотла.

– А деревья? Они так плотно обступают дом.

Послышался звук, похожий на сдавленный смех. Оливия никак не ожидала этого от Саймона. Он покачал головой. Бак снова мяукнул.

– Вы пытаетесь меня напугать? – спросила она.

– А мне это удалось?

– Не вполне.

– Вам все равно, что я могу быть жестоким?

Оливия вспомнила, как несколько часов назад кричала на Тесс у яхт-клуба. Как она была зла! Хорошо еще, что дело не дошло до рукоприкладства. Но горе Саймона не сравнить с ее минутным недовольством собственной дочерью.

– Не знаю, что бы со мной было, если бы я потеряла самых дорогих мне людей. Если нельзя уехать из этих мест, тогда лучше всего уничтожить любое напоминание о прошлом.

Он молчал. Его профиль четко вырисовывался на фоне светлой полоски океана, в котором отражались вспышки фейерверков. Но Саймон, казалось, вернулся в свой мир четырехлетней давности.

«Пора уходить», – подумала Оливия.

Но тут он заговорил, и в голосе его слышалась такая боль, что она не смогла уйти.

– Я не должен был этого делать. Я был вне себя от бессильной ярости. Мне надо было выплеснуть на что-нибудь свой гнев. И я стер с лица земли всякое упоминание о том времени, о нашем счастье в этом доме. Я сжег его – остались одни уголья.

– Как, ничего не осталось? Даже фотографий?

– У Карла есть фотоснимки. И у Натали. Они пытались передать их мне. Но прошло немало времени, прежде чем я смог смотреть на них. И до сих пор мне это нелегко. С одними воспоминаниями живется проще.

И в этом он прав. Саймон отгородился от внешнего мира воспоминаниями, как стеной, удерживая Оливию на расстоянии. Она была здесь, а он – вместе со своей погибшей женой и дочкой.

Хорошо, что он не видит ее сейчас в темноте. Как, должно быть, она смешна со своей короткой стрижкой, в промокшей от пота майке.

– Послушайте, если Тесс снова начнет приставать к вам с расспросами, прогоните ее.

– Не могу, это слишком грубо.

– Тогда скажите, что вы заняты, опрыскиваете виноград ядовитыми химикатами. Я постараюсь не пускать ее на плантацию, пока вы работаете. – Бак опять жалобно мяукнул. – Он не болен?

– Да нет, с ним все в порядке.

– А ничего, что он гуляет по лесу один?

– Он не робкого десятка.

– Но здесь полно других котов-забияк.

– Не думаю. Вы перестали гулять во дворе по утрам.

Оливия моментально ощетинилась:

– Но это ваш дом. Ваш виноградник. Вы здесь хозяин!

– А я думал, дело в другом.

Он посмотрел на нее, и в его голосе ей почудился вызов.

– В чем же? – отпарировала она.

– Вы сидите по утрам на подоконнике. О чем вы думаете?

– О том, как мне повезло, что я здесь живу.

– А еще?

– О чем же еще я могу думать?

Он промолчал, но Оливия поняла, что его не проведешь. Она невольно отступила.