Сладкозвучный серебряный блюз. Золотые сердца с червоточинкой. Холодные медные слезы

Я ей поверил. Майя — нет. Она держалась у Джилл за спиной всю дорогу до Страны Грез. Я молча брел рядом с Джилл и дрожал — то ли от холода, то ли от внутреннего напряжения. Я о многом передумал, пока мы шли, но главным образом мои мысли вертелись вокруг одного: вчера ночью, во время операции по освобождению Майи, умерли семь человек. И хотя ни один из них не погиб от моей руки, в конечном счете вина за их смерть лежит на мне. Можно оправдываться как угодно, но именно я позвал с собой Морли.

Мы подошли к воротам.

— Не говори им ничего, — вдруг вырвалось у меня. — Не отвечай ни на какие вопросы. Просто отдай ларец.

Джилл как-то чудно на меня посмотрела. Ее глаза неожиданно показались мне такими старыми… Под стать старушечьей одежде, которую она выбрала.

К воротам вышел охранник узнать, чего она хочет. Джилл сунула ему в руки ларец, отвернулась и выжидательно посмотрела на меня.

— Прощай, — сказал я и, взяв Майю под руку, шагнул в разгулявшуюся метель.

Пригнув голову, мы боролись со встречным ветром, и холод обжигал нам щеки. Мы молчали. В уголках моих глаз застыли кристаллики льда.

54

Покойник был доволен собой. Самоуверенность из него так и лезла. Даже упоминание о его просчете в отношении Слави Дуралейника не сбило с него спеси. Он похвалялся, я пытался его урезонить, а Майя нервозно на нас поглядывала, не зная, где ее место в этом холостяцком хозяйстве.

Я опустошил карманы, поставив склянки Перидонта на ту полку, где раньше был спрятан страшный ключ. Мы уже решили, как с ним поступить. На ключ не были наложены защитные чары, только заклинания, призванные подогнать его к замку, который ему положено открывать. Я распилю его и раздам кусочки нескольким скупщикам лома. Когда его переплавят, все будет кончено. Это следовало бы сделать давным-давно.

Я положил монету из «Синей бутылки» на полку рядом с сувенирами, оставшимися у меня на память от других дел. Жалко, что я не сохранил монету из квартиры Джилл. Она значила бы для меня больше и лучше напоминала бы о нашей подверженности ошибкам. Интересно, что теперь будет делать Джилл?

Она выживет. Я не держал на нее зла. Я желал ей освободиться от груза прошлого.

Я приподнял железную цепочку с каменным талисманом, висевшим на шее, и понял, что достиг той стадии, когда один вид Покойника вызывает у меня омерзение. С меня хватит.

— Ты прокололся с Джилл, Старые Кости. Она обвела тебя вокруг пальца. Тебя так распирало от гордости из-за ключа, который ты заметил, что тебе и в голову не пришло поинтересоваться, что она прячет за своей тревогой.

От Покойника можно закрыться и утаить от него свои мысли, если как следует сосредоточиться. Очевидно, Джилл скрыла от него местонахождение мощей, думая о ключе, который не представлял для нее никакой ценности.

Это его немного утихомирило. Но вместо того чтобы признать свое несовершенство, он сменил тему:

«Почему ты носишь этот камень? Ты присоединился к одному из культов?»

— Ну, не до такой степени все плохо. — Я ухмыльнулся. — Этот маленький амулет дал мне Садлер. Штучка отгоняет громовых ящеров. В суматохе той ночи Садлер забыл забрать камень назад. Я не стал ему напоминать. Может, пригодится как-нибудь.

Покойник выдал мне большую дозу умственного шума, который заменяет ему смех.

«Может быть. Только не сегодня».

Я уловил намек, что его мысли обратились к Майе.

«Я чрезмерно перенапрягся, спасая тебя от последствий твоей деятельности. Теперь я намерен соснуть».

Никогда еще Покойник не подбирался так близко к признанию, что он одобряет мою подружку.

Я пошел на кухню и сказал Дину, что он снова может отправляться по вечерам домой начиная прямо с этого мгновения. После чего, невзирая на протесты, я вытолкал его за дверь.

Несколько дней город гудел, обсуждая возвращение мощей Террелла. Когда эта новость устарела, всем стало казаться, что нас ждет спокойная, тихая зима.

Потом кто-то совершил налет на Четтери и украл из алтарей целое состояние в золоте, серебре и драгоценных камнях. Негодяев никто не опознал. Из-за богохульственных надписей, оставленных на стенах места преступления, церковь подозревала уличных бандитов-дарко.

Я на всякий случай решил держаться подальше от заведения Морли. Люди, с которыми я поддерживаю деловое знакомство, сообщили мне, что налетчики использовали вызывающие замешательство чары, чтобы нейтрализовать священников, поднявшихся по тревоге. Я не хотел, чтобы меня застали в заведении, если там объявится шайка несчастных церковников. Но из рассказов Плоскомордого я знал, что Морли не изменил образа жизни.