Закрыв глаза или просто рассматривая через окно Нью-Йорк, она без труда вспоминала интерьеры Боксвуда — имения матери, расположенного неподалеку от Ричмонда, штат Виргиния. При всем старании ей так и не удалось превратить их квартиру в Саттон-Плейс в подобие славного дома ее детства на любимом Юге. О этот элегантный Юг, с его размеренностью и степенностью, где красивые мужчины охотятся на лис и перепелов, а не друг на друга! Родные места, идеально подходящие для ее темперамента, если подразумевать под темпераментом то, что Кингмен называл ее "южными генами". Отрегулировав яркость люстры, чтобы та давала более мягкий и приятный свет, она грациозно подошла к туалетному столику, застеленному скатертью из того же яркого в цветочек ситца, налила себе в бокал бурбона и отпила, не разбавляя. Какое чудесное это было время — первые годы семейной жизни там, в Боксвуде, на земле предков! Обед в ричмондском "Кантри клубе", пикник на плантации "Джеймс Ривер" под кизиловым деревом! Это все происходило до того, как Кингмен разбогател, чудовищно разбогател, а Нью-Йорк стал его новой делянкой. Ныне он, как никогда, мало уделял времени жене и их дочери — Энн Второй, которую он с навязчивым упорством называл Другая. Что ж, пришло время признаться в правоте матери, всегда говорившей ей, что черного кобеля не отмоешь добела.
— Да-а-а, Кингмен, вы, сэр, не джентльмен, — обратилась она к фотографии, на которой муж был снят в охотничьем костюме. Господи Святый! Охотничий костюм, джентльмен восседает то ли на теннесийской верховой, то ли на арабском скакуне перед выездом на лисью охоту — и это при том, что он так толком и не выучился держаться в седле. В лошади породы было несравненно больше, чем во всаднике. Иногда она, холодея, думала, что за все долгие годы супружеской жизни так и не получила Беддла-аристократа, придуманного ею в юности.
Она выронила щетку для волос. В эти дни она, казалось, ни о чем другом вообще не могла думать. "Отчего эти мерзкие горничные постоянно забывают чистить мои ложечки эпохи короля Георга? — чуть не плача подумала Энн, широко раскрыв свои оленьи глаза. — Неужели в жизни мне мало неприятностей, чтобы беспокоиться еще и об этой
Энн на мгновение поднесла к губам бокал с бурбоном, а затем поставила перед собой увеличительное зеркало — предмет, которым вынуждена была пользоваться после сорока, когда красила ресницы.
В перерывах между нанесением на веки карменовского крема от морщин и смакованием "бурбона" она успела переговорить с позвонившей ей Джойс, давнишней секретаршей мужа, а потом еще и с директором Нью-Йоркского исторического общества, шутя названного ею Нью-Йоркским
И сегодня, как всегда, Кингмен полагался на ее безупречное реноме леди высшего света и, как всегда, не ошибся: она сумела усадить потомков первых поселенцев Нью-Йорка за один стол с сегодняшними лавочниками, отдав тем самым дань уважения манекенщице с крайне невысоким коэффициентом умственного развития, а заодно помогая Беддлу потуже набить его и без того тугую мошну.
— Ах ты, моя сладкая мордашка! — кокетливо обратилась Энн Рендольф к своему аристократическому двойнику в зеркале, растягивая согласные. Взяв флакон лака для волос "Джентльмен Виргинии", она щедро прыснула на руку и провела по волосам, убрав глянцевитые, золотисто-каштановые волосы под элегантный шиньон. Потом кончиками тонких пальцев вернула на место несколько выбившихся волосинок.