Сладость на корочке пирога

Когда я хочу хорошенько подумать на свежем воздухе, я бросаюсь на спину, раскидываю руки и ноги звездой и смотрю в небо. Поначалу я обычно развлекаюсь «поплывушками» — червеобразными каплями протеина, которые плавают в поле зрения, словно темные маленькие галактики. Когда я не спешу, я стою на голове, чтобы взболтать их, и затем ложусь обратно посмотреть на представление, словно на мультфильм.

Сегодня, однако, меня волновали многие вопросы, поэтому, отъехав на велосипеде на милю от Рукс-Энда, я бросилась на травянистый склон и уставилась в летнее небо.

Я не могла выбросить из головы то, что мне рассказал отец, а именно, что они двое, он и Гораций Бонепенни, убили мистера Твайнинга; что они лично ответственны за его смерть.

Если бы это была очередная безумная отцовская идея, я бы сразу сбросила ее со счетов, но все было не так просто. Мисс Маунтджой тоже верила, что они убили ее дядю, и она мне сказала об этом.

Было видно, что отец действительно испытывает чувство вины. В конце концов, он участвовал в уговорах посмотреть коллекцию марок доктора Киссинга и его былая дружба с Бонепенни, пусть и охладевшая, окольным путем сделала его сообщником. Но тем не менее…

Нет, в этом должно быть что-то еще, но что, я не могла понять.

Я лежала на траве, уставившись в голубой склеп небес с такой же серьезностью, как и восседающие в застывших позах факиры в Индии, которые, бывало, пялились прямо на солнце, пока мы их не цивилизовали, но я не могла ни о чем толком думать. Прямо надо мной солнце нависало большим белым кругом, прожигая насквозь мою пустую голову.

Я по привычке представила, как надеваю свою воображаемую думательную шапку, натягивая ее на самые уши. Это была высокая коническая чародейская шляпа, усеянная химическими уравнениями и формулами, — рог изобилия идей.

Ничего.

Но постойте! Да! Вот оно! Отец ничего не сделал. Ничего! Он знал — или по меньшей мере подозревал, — с того момента, когда Бонепенни стащил самую ценную марку директора… И он никому не сказал.

Это был грех упущения, один из Екклезиастова списка проступков, о котором вечно разглагольствовала Фели и который применялся ко всем, кроме нее.

Но вина отца была моральной и, значит, меня не касалась.

Тем не менее не было смысла ее отрицать: отец хранил молчание и своим молчанием, возможно, способстовал тому, что безгрешный мистер Твайнинг взял на себя вину и поплатился за нарушение чести жизнью.

Наверняка в то время было много разговоров. Обитатели этой части Англии никогда не славились сдержанностью, отнюдь. В прошлом веке поэт из Хинли Герберт Майлс отзывался о нас как об «этой стае гусей», весело сплетничающих на радующей глаз зелени, и в его словах была определенная доля правды. Люди любят говорить — особенно когда разговоры имеют отношение к ответам на чужие вопросы, — потому что так они чувствуют себя нужными. Несмотря на заляпанный пятнами экземпляр «Справочника обо всем на свете», который миссис Мюллет хранит на полке в буфете, я давно открыла, что лучший способ получить ответы о чем бы то ни было — это подойти к ближайшему человеку и спросить. Навести справки снаружи.

Я не могла спросить отца, почему он молчал в те школьные дни. Даже если бы я осмелилась, он был заперт в камере, и, по всей видимости, ему суждено было там оставаться. Я не могла спросить мисс Маунтджой, захлопнувшую дверь передо мной, потому что она относилась ко мне как к живой плоти и крови хладнокровного убийцы. Короче говоря, я была сама по себе.

Весь день что-то вертелось на задворках моего сознания, словно граммофон в отдаленной комнате. Если бы я только могла уловить мелодию…

Это странное чувство появилось, когда я копалась в кипах газет в ремонтном гараже позади библиотеки. Кто-то что-то сказал… Но что?

Иногда попытки поймать ускользающую мысль сродни охоте на птицу в доме. Ты выслеживаешь ее, подкрадываешься, пытаешься схватить… и птичка улетает, все время вне досягаемости твоих пальцев, ее крылья…

Да! Крылья!

«Он был похож на падающего ангела», — сказал один из учеников Грейминстера. Тоби Лонсдейл — теперь я вспомнила его имя. Странное описание рухнувшего преподавателя! И отец сравнил мистера Твайнинга, перед самым прыжком, со святым с нимбом над головой.

Проблема заключалась в том, что я недостаточно покопалась в архивах. «Хроники Хинли» довольно ясно говорили, что полицейское расследование смерти мистера Твайнинга и кражи марки доктора Киссинга продолжалось. А как насчет некролога? Естественно, его опубликовали позже, но что там говорилось?

Я вскочила на «Глэдис» и яростно закрутила педали по направлению к Бишоп-Лейси и Коровьему переулку.

Я не замечала табличку «Закрыто», пока не оказалась в десяти футах перед библиотекой. Конечно! Флавия, иногда у тебя тапиока [58]вместо мозгов; Фели права на этот счет. Сегодня понедельник. Библиотека откроется только в десять часов утра во вторник.