- Нет. Не догадывалась. А ведь тебя и в школе учили, чтобы ты была бдительной. И Ленин говорил: нельзя терять бдительность, никогда и ни за что. И Сталин говорил: контрреволюция поднимает голову, она пытается разрушить наш труд, нашу свободную Родину. А ты не знала, ты не догадывалась. Кто же виноват? Кто виноват?
- Я, - признаётся Катя. Она начинает немного дрожать. - Я виновата.
Следователь порывисто встаёт, выходит из-за стола и останавливается прямо перед Катей, глядя на неё сверху вниз.
- Хорошо, что ты это понимаешь. То, что произошло в детском доме, вчера - это тоже контрреволюция. Это ты понимаешь?
- Да.
- И ты снова ни о чём не догадывалась, ничего не знала? Догадывалась? Или знала? Знала? Отвечай!
- Нет, - тихо отвечает Катя, не решаясь взглянуть следователю в лицо. Она чувствует, как горло и губы уже начинают подёргивать слёзы.
- И не думала даже? Неужели даже не думала? - спокойно и ясно выговаривает сухощавый, наклоняясь к ней и берясь руками за спинку стула. От его дыхания и одежды сильно пахнет никотином. - Думала? - и он встряхивает руками стул вместе с сидящей на нём девочкой.
- Не думала.
- Значит ты снова ничего не замечала. Это что, совпадение? Это случайность? Если что-то происходит дважды, это не похоже на совпадение. А на что? На что это похоже? Отвечай! - Катю снова встряхивает, и она начинает беззвучно плакать, по щеке сползает слезинка.
- Я не знаю, - еле выговаривает она.
- А я знаю, - говорит мужчина. - Это похоже на то, что ты специально не замечаешь, специально молчишь. Ведь ты же знала, что Ломов - это контрреволюция. Знала? Только не врать!
- Знала, - после некоторой паузы произносит Катя.
- Так, хорошо. Тогда расскажи, что ты знала. Всё расскажи, и если ты всё расскажешь честно, тебя не накажут.
- Он краткости всегда хотел, и говорил что законы нам не нужны, главное - понимание. И ещё он по ночам к Саше ходил, и ложился на неё, а она терпела, потому что он бывший революционный матрос. А когда он на неё ложился, он ей делал больно, вот он любил ей делать больно, а потом он её вообще забил до смерти.
- Это всё?
- Всё. Честное пионерское, - Катя подняла мокрые глаза и посмотрела на следователя. Честное пионерское слово придало ей немного смелости.
- Так, хорошо. А старик, который повесился, Никанор Крапин, он был с ним в сговоре?
- Не знаю.
- Опять увиливаешь? Юлить начинаешь? "Не знаю"! Это что за ответ? Это пионерский ответ? - следователь приближает лицо к Катиному и мелкие брызги его слюны попадают ей на щёки.
- Они вообще не разговаривали, здоровались только, - отвечает Катя, снова опуская глаза.
- В глаза мне смотри! - жёстко требует следователь. - Значит, ты утверждаешь, что Крапин не был предателем?
- Я не знаю, - Катя поднимает глаза и жмурится от его хрипловатого голоса, который бьёт ей прямо в зрачки.
- А от чего же он удавился?
- Не знаю. Все ждали, что он на урок придёт, никто не думал, что он уже умер.
- А я знаю, отчего он удавился. Он был в сговоре с Ломовым, но в последний момент испугался и удавился, потому что боялся Ломова, и советской власти, которая таким как он скорый конец готовит, тоже боялся. Мужества в его жалкой душонке никакого не было, да и какое мужество может быть у старого козла, одураченного буржуазными идеологиями? Мы ещё разберёмся, кто им позволил в детском доме детей учить. Старик был прихвостень реакции, с ним ясно, а Ломов - действительно бывший красный матрос, хоть и не пролетарий, но сила, в прошлом примкнувшая к революции, замаскировавшаяся, затаившаяся в её среде, чтобы потом нанести свой коварный удар. А ты молчала об этой кровавой банде, ты допустила их до открытого вредительства, и поэтому тебя можно считать пособницей. У твоей подруги Веры Вышкиной найден растительный наркотик сухой консистенции, и она призналась, что ты употребляла его вместе с ней. Это правда?
- Я не понимаю.
- Траву курила с Вышкиной?
- Да.
- Так, хорошо. Кто ещё курил?
- Никто, только мы вдвоём.
- Значит так, Котова. Тебя переведут в интернат, где живут малолетние воровки, вредительницы и другие дети, которые хотят вырасти паразитами и обузой нашей советской стране. Но там из тебя, и из всех их сделают людей. Воронин! Девчонку накормить, поместить в изолятор, завтра утром чтоб Прошкин отвёз в интернат.
- Слушаюсь! - отвечает разлаженный молодой голос за Катиной спиной.
- Давай, Котова, двигай, - обращается к ней сухощавый и неожиданно с улыбкой коротко хватает Катю рукой в живот. Кате больно, но она только сжимает губы, боясь вскрикнуть.