Сладостно и почетно

— Несколько дней назад Роммель говорил о трех неделях. Сделайте поправку на общеизвестную любовь фельдмаршала к сильным выражениям, и вы получите оптимальный срок — месяца два. Так что запасайтесь, Пауль, пока есть время. Ваше счастье, что там нет русских: те не топтались бы седьмую неделю вокруг Кана… Прозит!

— Прозит. Я сейчас слушал Лондон: вчера через Москву провели шестьдесят тысяч наших пленных, взятых в Белоруссии.

— Вот как, — Эрих усмехнулся, допил рюмку одним глотком. — У Сталина чисто восточная слабость к пышным зрелищам. Говорят, каждый свой крупный успех на фронте он отмечает тем, что приказывает устраивать над Кремлем колоссальный фейерверк.

— В Белоруссии действительно такой разгром, как утверждает Лондон?

— Что утверждает Лондон, я не знаю, но группа «Центр» разгромлена полностью. Двадцати восьми дивизий как не бывало. Пауль, у меня к вам еще одна просьба.

— Сколько угодно, — отозвался Розе, подливая ему из глиняной бутылки.

— Есть у вас какой-нибудь приятель — совершенно надежный, но в то же время застрахованный от ареста в случае нашего провала?

— Кого теперь можно считать застрахованным? Впрочем… — Он долго думал, потом кивнул: — Есть, пожалуй. Один священник.

— Он сейчас в Берлине? Тогда вот что… — Эрих достал из кармана кителя запечатанный конверт и протянул Розе — Отдайте ему завтра это письмо. В пятницу утром, не раньше, он должен бросить его в почтовый ящик. У него есть телефон?

— Есть, сейчас найду, — Розе стал листать справочную книгу, нашел и продиктовал номер. — Вы будете ему звонить?

— Да, вечером двадцатого. А если звонка не будет, в пятницу пусть отправляет. Пауль, это очень важно — прошу вас, запишите, чтобы ничего не спутать.

Розе взял листок, четко написал на нем: «Опустить утром в пятницу 21.7.44, если не последует другого распоряжения» — и скрепкой прикрепил листок к конверту.

— Так будет надежнее. А почему это, собственно, господин доктор не желает доверить отправку этого письма мне самому?

— Да потому, что до пятницы господин редактор может вместе с другими «спасителями Германии» оказаться там, откуда писем не отправляют.

— Ну, меня-то за что? Я ведь не из активных, скорее попутчик.

— Классифицировать нас будут потом, сперва посадят. Налейте-ка еще, Пауль…

Они молча выпили, потом Розе ухмыльнулся, поскреб лысину.

— Вообще-то вы правы. Помните, как я вас вербовал прошлой весной?

— Кстати, вы ведь тогда так и не назвали человека, который поручил вам со мной говорить.

— Неужто не назвал? Скажите на милость, запамятовал, значит. Это был некто Шлабрендорф, юрист…

ГЛАВА 2

Переоборудованный для нужд фельдсвязи бомбардировщик «Хейнкель-111» приземлился на аэродроме Растенбург в одиннадцатом часу утра. Умолкли двигатели, солдаты аэродромной команды сунули под колеса колодки, в днище фюзеляжа, позади остекления штурманской кабины, открылся люк, высунулась алюминиевая лесенка, по ней, осторожно нащупывая каждую ступеньку, стали спускаться ноги в сверкающих твердыми голенищами сапогах и генеральских — с двойным алым лампасом — бриджах. За генералом из самолета вышли еще два офицера.

Один из прибывших, полковник с неподвижно висящим протезом правой руки и черной повязкой на глазу, поблагодарил спрыгнувшего следом летчика за благополучный полет и попросил держать машину в готовности к обратному вылету после полудня.

— Нет-нет, спасибо, ефрейтор, это не тяжело, — сказал он водителю, который хотел поднести к автомобилю его портфель. Точно такой же — большой, новый, желтой добротной кожи — был и у прилетевшего с ним лейтенанта.

Открытый военный «мерседес» описал дугу по летному полю и, миновав аэродромный КПП, помчался по прямой бетонированной дороге, проложенной через старый сосновый лес. Через несколько минут они подкатили к западному караулу внешней зоны ограждения «Волчьего логова».

Во внутренней зоне их встретил комендант. Он сам вписал прибывших в книгу — генерал-майор Штифф, полковник граф фон Штауффенберг, обер-лейтенант фон Хефтен, пометил дату и точное время: 20.7.44, 10 час. 32 мин.

— Вас, полковник, генерал-фельдмаршал Кейтель просил быть у него в двенадцать ноль-ноль, — сказал он, обращаясь к Штауффенбергу. — А пока, если господа желают позавтракать, мой адъютант проводит вас в казино…