Сладостное забвение

Как и в случае с Тайлером, хотя в тот момент все было совершенно иначе, я сделала вдох прямо в губы Николаса. Одна секунда, две, три… А потом я украла его дыхание, но голова кружилась так, будто он украл мое.

Ничего не было слышно за шумом крови в ушах. Я не чувствовала ничего, кроме мягкости его рта и биения тока под кожей. Что-то тяжелое свернулось промеж ног.

А затем я сделала непоправимое. Я не смогла устоять, не успела даже подумать о последствиях. Мои губы сомкнулись на его верхней губе на одну теплую, влажную секунду, если так можно говорить о секундах. Я потянула его губу, просто пробуя, каково было бы поцеловать Николаса по-настоящему. Отстранилась, упала на сидение и уставилась вперед.

– Ну вот, – выдохнула я. – Совершенно платонически.

Взгляд Николаса прожигал мою щеку еще несколько долгих мгновений, но в итоге мой спутник, вероятно, согласился, поскольку молча переключил передачу и выехал на дорогу.

Глава тринадцатая

Мне нравится быть собой.

Несчастьям нужна компания.

– Энтони Коралло

[42] –

Нико

Я всегда придерживался двух правил.

Никогда не выходить из дома без пистолета.

И никогда не загонять себя в заведомо безвыходную ситуацию.

У меня было больше врагов, чем у президента Соединенных Штатов, но я до сих пор жив исключительно благодаря этим двум простым правилам. У меня никогда не возникало желания их нарушить – пока я не оказался в одной машине с Еленой Абелли.

Над головой с жужжанием подмигивали флуоресцентные лампы заправки. Туман спускался с темного неба, на котором не было ни одной звезды, каждая капелька конденсата с шипением испарялась на коже. Я горел. Снял пиджак и бросил его на заднее сидение. Ослабил галстук и прислонился к двери машины. Вдохнул, не чувствуя в воздухе ничего, кроме дождя и бензина, прислушался к шуму колес на автостраде.

Я бы рассмеялся, хотя было совсем не смешно. Единственный мало-мальски сексуальный контакт с этой женщиной – и уже приходится притворяться, будто мне нужен бензин, только чтобы выбраться к чертям из машины. Под кожей пылал жар, вынуждая закатать рукава.

Поцелуй Елены Абелли стал грубым нарушением второго правила. Я заранее знал, что со мной будет, но вел себя как идиот, разрешив собственному члену думать и отключив мозг. Я, конечно, не умер, но, черт возьми, было очень на то похоже. Я перевозбудился сильнее, чем когда-либо в жизни. Клянусь, по моим венам текла чистейшая похоть во всем жгучем зудящем великолепии.

Я сунул в рот сигарету и спрятал руки в карманы. Прикуривать я не собирался. Это бы означало одно: что Елена выбила меня из колеи, а ведь я наотрез отказывался позориться из-за детсадовского поцелуя.

Я стоял, прислонившись к машине, уже гораздо дольше, чем лилось пятидолларовое количество бензина.

Заплатил я прямо у колонки – идти с таким стояком просто нельзя.

Туман начал меня охлаждать, но тут я моргнул и меня затянуло обратно: ее мягкие губы на моих, прерывистое дыхание в моих ушах, мимолетное прикосновение ее горячего и влажного языка, прежде чем она отстранилась. Черт бы меня побрал. В паху снова вспыхнул огонь.

Я понятия не имел, как вообще смог удержаться и не схватить ее за затылок, не притянуть к груди, не скользнуть языком глубже в ее рот. В тот момент это даже не походило на желание, а являлось жизненной необходимостью. Но осознание дало мне сил, и я сдержался. Вспомнил ее на вечеринке. Я-то думал, она поверхностная и мелочная, а оказалось, она смотрит документальные фильмы, читает исторические книги и прекрасно себя держит. Мне хотелось знать, как она проводит дни и какие мысли наполняют ее красивую головку.

За моей спиной хлопнула дверь.

Я обернулся и встретился взглядом с Еленой, смотрящей на меня поверх машины.

Волосы Елена собрала в высокий хвост, который мне совершенно не следовало когда-либо наматывать на кулак. Теперь шелковистость этих прядей было невозможно забыть.

Она кивнула на заправку.

– Я в туалет.

Я пожал плечами и отвернулся: не надо глазеть на ее удаляющуюся задницу. Она еще была и в легинсах – что уж тут говорить.

Я недооценил Елену. Думал, она откажется повторять сценическую ласку, и тогда я буду иметь полное право назвать ее «платоническую» отмазку чушью собачьей. Если честно, мне было плевать, каким был тот поцелуй: меня просто выбесил тот факт, что она с кем-то целовалась.

Я хотел заставить Елену вертеться ужом на сковородке, после того как я целую неделю не мог выкинуть из головы ее полуобнаженное тело. Однако она не стала юлить: отстегнула ремень и поцеловала меня. И назвала это платоническим, пока я был в шаге от того чтобы потерять остатки самоконтроля и облапать ее везде, где она бы позволила.

Черт, как же она меня раздражала – мелкое недоразумение, забравшееся под кожу. Она должна быть ничуть не интереснее, чем обои, однако притягивала взгляд каждый раз, как заходила в комнату.