Сладостный МИФ, или МИФтерия жизни

Ааз был прав. Работа в составе нашей команды отгородила меня от остального мира таким плотным коконом, что все мне казалось уже само собой разумеющимся. Необыкновенное стало настолько привычным, что я уже не сознавал и даже не задумывался, как это все выглядит в глазах простых граждан.

Я резко помотал головой.

– Нет. Здесь не только это, но и что-то еще. Этим людям не нравлюсь лично я.

– Угу, – кивнул мой партнер. – Ну и что тебе с того?

– Как это что мне с того? – вскинулся я, возможно, с излишней резкостью. – Ты что, не понял? Я сказал…

– …что ты этим людям не нравишься, – закончил Ааз. – И что?

– Как это «и что»? – возмутился я. – А сам-то ты будто не хочешь нравиться людям?

Мой старый наставник слегка нахмурился, а затем пожал плечами.

– Наверное, это было бы приятно, – сказал он. – Но я об этом как-то не особенно задумываюсь.

– Но…

– И тебе нечего задумываться.

Больше всего поразило меня, с каким спокойствием и твердостью это было сказано. Слова Ааза прозвучали чуть ли не предостережением.

Не пытаясь протестовать, я какое-то время мучительно старался понять, что же это он имел в виду, но в конце концов сдался и помотал головой.

– Я никак не пойму, Ааз. Ведь все хотят нравиться людям, правда?

– До какой-то степени да, – ответил мой партнер. – Но большинство в определенный момент понимает, что это в лучшем случае утопия… как, например, расчет на то, чтобы дождик шел только тогда, когда нам хочется. Реальность такова, что этот чертов дождик идет, когда хочется ему самому, и точно так же всегда будут люди, которым ты будешь не нравиться, что бы ты ни делал. Положительная же сторона всего этого в том, что есть люди, которым ты всегда будешь мил, что бы ты ни делал.

– Не могу с этим согласиться, – покачал головой я. – Это какой-то сплошной фатализм. Если все так, как ты говоришь, то нет смысла вообще стараться что-нибудь поправить.

– Смысл, разумеется, есть, – оборвал меня Ааз. – Давай не будем впадать в крайности, ладно? Реальность всегда находится где-то посередине. Совсем не стараться, чтобы люди тебя любили, так же глупо, как и стараться слишком сильно.

– Так я, значит, чересчур старался?

Мой партнер покачал перед собой рукой, как бы говоря «и да, и нет».

– Иногда ты подходишь опасно близко к этому состоянию, – произнес он. – Мне кажется, что твое желание нравиться иногда выходит за рамки. Когда такое случается, твое восприятие себя самого и окружающего мира начинает деформироваться.

– Ты можешь мне привести какой-нибудь пример?

– Разумеется, – с готовностью ответил он. – Начнем с чего-нибудь простого… ну, хотя бы с налогов. Ты сейчас в рамках своей работы выполняешь обязанности консультанта по налогам, взимаемым с граждан. Так?

Я кивнул.

– Только вот граждане совершенно не любят платить налоги. Они предпочли бы получать защиту и прочие услуги, оказываемые государством, не платя за это ни гроша. Разумеется, они тоже сознают, что получать что-нибудь ни за что нереально, и им приходится мириться с налогами как с неизбежным злом. Они и мирятся, но это им все равно не нравится. А поскольку им это не нравится, мы получаем нарастающее недовольство и ворчание. Какая бы ни была ставка налога, она им всегда слишком высока, и каков бы ни был уровень предоставляемых государством услуг, он им всегда недостаточен. И это недовольство будет обращено на любого, кто связан с установлением налогов, включая тебя и всех остальных, кто работает в замке.

Он покачал головой.

– В общем, если ты занимаешь пост, подразумевающий определенную власть и участие в принятии решений, то можешь забыть, что такое нравиться людям, которых затрагивают твои решения. Лучшее, на что ты можешь надеяться, – это уважение.

– Постой, – удивился я, – ты что, хочешь сказать, что люди могут тебя уважать, при этом не любя?

– Разумеется, – с готовностью подтвердил Ааз. – И на этот счет я тебе могу привести уйму примеров. Раз уж мы заговорили о налогах и финансах, то давай возьмем Гримбла. Ты ведь уважаешь его квалификацию и преданность делу, хотя как личность он тебе не особенно нравится. Так?

Мне пришлось признать, что тут он прав.

– А теперь еще вспомни, – продолжал он, – как мы с тобой начинали вместе работать. Я тебя учил магии очень сурово и заставлял практиковаться, даже когда тебе этого совершенно не хотелось. За все мои постоянные придирки ты меня не любил, но уважал точно.

– Хм-м… Вообще-то я тогда не знал тебя так хорошо, как теперь, – выдавил я. – А тогда, наверное, мне приходилось просто верить, что ты знаешь, что делаешь, и что все, что ты меня заставляешь делать и терпеть, необходимо для учебного процесса… нравится мне это или нет.