Сладостный вызов

Сундуки, полные золота и боеприпасов, да генеральское звание, тайно присвоенное Кейси, — вот и вся цена, назначенная Джимом за его доброе имя и честь. Цена его бесстрашия и воинской доблести… и анонимности, кроме того. До этих пор Кейси ни разу не навлекал на себя подозрения, И если бы Брэму не удалось задержать этого «патриота», если бы в руки к нему не попали те злосчастные документы, доказать виновность Кейси было бы невозможно. Да и нынешних улик недостаточно, чтобы полностью изобличить его…

Будь все проклято. Почему, Джим, почему ты пошел на это? Как вообще мог такой человек, отдавший армии двадцать лет своей жизни, бывший участник мексиканской кампании, стать предателем?.. Как Кейси отважился на этот шаг — после стольких лет самоотверженного труда во благо Конфедерации? В свое время он добровольно пришел в секретную службу. Тогда за ним прочно закрепилась репутация бунтаря-одиночки. Из-за его решительного отказа присягнуть на верность правительству Севера друзья и домочадцы осыпали Джима насмешками и упреками, которые он стойко сносил. И все это оказалось отметено прочь в одно мгновение ока. Нет, в этом не было решительно никакой логики.

За его спиной послышались шаги. Автоматически Брэм потянулся за револьвером, который висел у него за поясом, и резко обернулся, готовый в любой момент выстрелить в незваного гостя. Однако позади себя он не обнаружил никого из своих врагов: Эриксона, Джеймса или Кейси. В нескольких шагах от него стояла Маргарита.

На ней было то самое безобразное ситцевое платье, которое Брэм выменял за фунт сахара у жены хозяина гостиницы. Однако, невзирая на это, на безжалостно бьющие ей прямо в глаза солнечные лучи, на растрепавшиеся под порывами ветра волосы, она все же была красива. Не той кукольной красотой, которая присуща большинству хорошеньких женщин. В облике Маргариты было нечто щемящее и трогательное, заставлявшее пристальнее вглядываться в ее черты; нечто, притягательное настолько, что Брэм с трудом принудил себя отвести от нее взгляд.

Щеки его коснулось холодное дуновение ветра. Должно быть, Маргарите — с ее-то чувствительной кожей! — было еще холоднее, но она даже не пошевельнулась. Так прошло несколько долгих минут.

Наконец она произнесла:

— Я решила узнать, не случилось ли с тобой чего-нибудь.

Брэм шумно вздохнул и отвернулся. Прищурившись, он смотрел на восходящее солнце. Нет, пусть это место и не представляло собой ничего особенного с точки зрения живописца, зато оно являлось почти идеальным укрытием.

Видя, что он по-прежнему хранит молчание, Маргарита решилась продолжить свою фразу:

— Прошлой ночью ты не вернулся домой. Ты…

— Твои заботы о моем благополучии весьма трогательны, — прервал ее Брэм. В его намерения не входило давать столь желчный ответ, однако опрометчивые слова уже сорвались с его губ.

— Твоем благополучии? — повторила она. — А разве тебя волнует мое благополучие? Ты привез меня в этот забытый Богом укромный уголок — черт бы его побрал! — и объявил, что мы останемся здесь на неопределенное время. Неудивительно, что я слегка испугалась из-за того, что с тобой могла произойти какая-то неприятность. Меня вовсе не прельщает остаться погребенной заживо в этом безлюдном месте!

Брэм вздохнул, отбросив прочь травинку, которую он все это время теребил в руке.

— Черт возьми, Маргарита! — Он обернулся к ней и встал, уперев руки в бока. — Когда ты, наконец, поймешь, что никогда никуда не уедешь отсюда?! Ты — моя жена, твое место — рядом со мной, и твой дом — здесь, в Солитьюде. Ты останешься здесь, покуда не придет твой черед занять положенное тебе место в нашем фамильном склепе.

Он ожидал, что Маргарита примется яростно спорить с ним; ожидал всего, чего угодно. Однако она лишь скрестила руки на груди и, устало сощурясь, посмотрела ему прямо в глаза:

— Зачем ты все это устроил, Брэм? Зачем приложил столько усилий, чтобы вернуть меня? Ведь совершенно очевидно: все нежные чувства, которые ты некогда питал ко мне, давным-давно утрачены.

В ее голосе прозвучало столько горечи и безысходности, что на краткий миг сердце Брэма смягчилось. Однако это заставило его еще сильнее ожесточиться. Она всегда умела им манипулировать, вертела им, как хотела. Перед их скоропалительной женитьбой Брэм был готов босиком проделать весь тернистый путь их предстоящей семейной жизни. И всякий раз направление этого пути зависело от одного движения мизинца Маргариты…

Обнаружив, что он продолжает молчать, Маргарита вздохнула:

— Ты снова исчезнешь на целый день? Или будешь держать меня в напряжении из-за того, что можешь вернуться в любую минуту? — Она вскинула обе ладони, словно предупреждая этим жестом возможные возражения. — Нет-нет, не нужно ничего говорить. Куда бы ты ни отправился, чем бы ни занимался, — все это меня не касается.

Она дотронулась до его плеча и зашагала вниз, к сараю, совсем не будучи уверена в том, что ее слова надолго запечатлелись в памяти Брэма. Однако Маргарита не упрекала себя. Ничуть. Она поступила совершенно правильно.