Сладостный вызов

— Ты желала когда-нибудь чего-то настолько страстно, что мысли об этом полностью завладевали тобой, не оставляли тебя денно и нощно? Так, что тебе казалось: ты можешь ощутить во рту их вкус и почувствовать их тепло? И бывало ли с тобой так, что то, чего ты хотела достичь, удавалось тебе далеко не сразу? Оно находилось вне пределов досягаемости, и ты могла только мечтать о нем долгие, бессонные ночи.

Маргарита обнаружила, что безмолвно внимает ему, затаив дыхание — настолько на нее подействовали страстный тон Брэма и его сверкающий взгляд.

— Знаешь ли ты, что это значит: отказываться от всего необходимого во имя чего-то большего? Снова и снова, раз за разом? Это длится до тех пор, пока ты, если ты нормальный человек — не начинаешь удивляться тому, что все еще способен думать об этом.

Разомкнув губы, она едва слышно произнесла:

— Да. Мне знакомо это.

— Вот как? — его левая бровь поднялась вверх. — Чего же ты так желала, Маргарита?

Она попыталась оттолкнуть Брэма, однако не смогла заставить его даже чуть-чуть пошевельнуться.:

— Чего же тебе так хотелось, Маргарита?

Она сглотнула плотно сидевший в горле комок.

— Не думаю, чтобы это представляло для тебя интерес.

— Однако это так. Я хочу знать. Я хочу знать, действительно ли тебе довелось испытать то, о чем я сейчас говорил.

— Мы беседовали о тебе.

— Ну что ж, обменяемся тайнами! Один из моих секретов — в обмен на один из твоих.

ГЛАВА 9

— Начни ты первая, Маргарита.

— Вряд ли это будет справедливо.

— Почему же?

— Если я начну говорить первой, ты всегда сможешь выслушать меня, а потом откажешься раскрыть свой секрет.

Губы Брэма искривились.

— Ты так мало мне доверяешь?

— Да.

— Очень глупо.

— Зато искренне. Что, по-твоему, я могу ответить после всего, что пришлось мне пережить за последние дни?..

— Я ни разу не солгал тебе. С самого начала нашей совместной жизни я, хоть и не представлял собой ничего выдающегося, был абсолютно честен с тобой.

Болезненно честен — во всех отношениях, могла бы прибавить Маргарита, однако удержалась от соблазна.

— Нет, ты первый, — сказала она упрямо.

Брэм перешагнул порог, Маргарита последовала за ним и едва не упала: он ступил на одну из тех тропинок, которые, как она подозревала, раньше были глубокими траншеями. Но теперь это были всего лишь небольшие впадины, покрытые тонким слоем песка. Они шли к холму, к тому самому месту, где Маргарита впервые смогла бросить беглый взгляд на Солитьюд. Поднявшись на вершину холма, Брэм наконец обернулся и, приобняв ее за плечи, заставил свою жену взглянуть вниз.

— Вот это, Маргарита. Все свободное время я думал только об этом.

— О Солитьюде? — спросила она, несколько смущенная тем, что всюду, куда бы она ни посмотрела, царило полное опустошение. Она надеялась, что Брэм подразумевал вовсе не это.

Он вздохнул, словно сожалея.

— Вглядись пристальней, Маргарита. Или ты обессилена настолько, что уже ничего не можешь увидеть?

Она изо всех сил напрягла зрение, пытаясь понять, что же он имел в виду. Взгляд ее скользил по деревьям, украшенным по-осеннему яркой листвой, по блеклой земле, холмам, по развалинам их дома… В воздухе витали свежие ароматы леса: терпкий запах прелых листьев, который невозможно спутать ни с чем, аромат вянущей травы. Ну, что еще? Что еще могло занимать разум этого человека, заставив его за ничтожный отрезок времени измениться почти до неузнаваемости?

— Жизнь, Маргарита, — с силой произнес Брэм над самым ее ухом, когда стало очевидно, что ей не удастся проникнуть в его тайну. — Моя жизнь. Мое будущее. В течение нескольких последних лет это были единственные вещи, за которые я цеплялся. Мысли о них управляли мной — день за днем, час за часом. Я видел, как была повержена в прах Конфедерация, а Содружество, чтобы одержать победу, прибегло к самым неслыханным по своей жестокости способам. Я видел, как втаптывалось в грязь все благородное и светлое, что есть в человеке. Я был свидетелем того, как люди унижали и оскорбляли друг друга, предавали поруганию все самое дорогое, что у них было. И все это происходило ради одного: чтобы выжить.

Пальцы его вцепились в руку Маргариты.

— Ты все время повторяешь, что я изменился, и это правда. Я не намерен больше мириться с тем, что мое будущее может зависеть от капризов судьбы или от человеческого тщеславия. В этой войне я смог выжить только потому, что сам того пожелал. И будь я проклят, если позволю кому бы то ни было отобрать у меня жизнь во имя политических интересов или патриотизма. — Брэм повернулся к ней. — Даже если это будешь ты, Маргарита.