Слаще вина

В сущности, обновление пошло старым стенам на пользу. Преобладание пастельных тонов наполняло дом светом, воздухом, легкостью и ощущением свободы. И обстановка лишь подчеркивала основную идею хозяина, совершенно не перегружая собой пространство. Дышалось свежестью, но все же Эми почудилось, что нет во всем этом элегантном убранстве ощущения собственно дома, уютных родимых стен. Он был, скорее, похож на респектабельную гостиницу на побережье. Настолько виртуозно были подобраны гардины оттенка слоновой кости и обивка мягкой мебели, что явственно прослеживалась рука дизайнера. Настоящие дома, семейные очаги, которые обживаются поколениями, накапливая память, обрастают атрибутами постепенно, а не по мановению волшебной палочки профессионала-благоустроителя.

Домработница мягко порекомендовала ей прилечь, что Эми и сделала, невольно предавшись воспоминаниям о своей теперь уже далекой жизни в этих стенах.

Хит постучался и вошел срезу после того, как его домработница покинула комнату. Он сообщил, что вызвал врача.

— Вот и напрасно, — ответила Эми. — Физически я чувствую себя превосходно. В моем состоянии семейный врач вряд ли сможет помочь.

— Зато семейный врач может выслушать тебя и дать компетентный совет, к которому следует обратиться на случай, если этот приступ отчаяния повторится вновь, — резонно отозвался новый хозяин дома.

Эми смиренно покивала головой.

Хит навытяжку стоял возле постели, на которой она полулежала. Выглядело так, будто он чувствует себя здесь в большей степени в гостях, чем Эми. Это позабавило ее.

Губы Хита были поджаты так, словно он рвался что-то сказать, но благоразумие и воля удерживали его от этого. В конце концов, он произнес:

— Доктор Шортт скоро будет.

— Доктор Шортт! Так это ему ты позвонил! Сколько же лет я его не видела? Постой-ка… Последний раз он был у нас, когда я болела ветрянкой. Да, точно! — почти с радостью воскликнула девушка и мечтательно откинулась на подушку. — Надо же… — пробормотала она, вновь вспомнив себя подростком.

— А кто же твой доктор теперь? — спохватился Хит. — Я позвоню ему, если ты хочешь.

— Никто… Я уже много лет не была у докторов. К счастью, болезненность детства осталась позади, теперь я здорова, как лошадь, — подшутила над собой Эми.

— Хороша лошадь, у которой глаза на мокром месте, — хмуро прокомментировал хозяин дома, чем очень позабавил свою гостью.

А к тому времени домработница уже сопроводила к дверям комнаты для гостей подоспевшего врача. Предварительно постучав, она открыла дверь и указала доктору Шортту на больную.

— О, Эми, девочка моя! Что ж вы с собой делаете, бедняжка?! Бледная и прозрачная! — эмоционально воскликнул он, бросившись к постели.

Эми распахнула ему навстречу свои почти дочерние объятья.

Они поцеловались и повздыхали, жадно разглядывая друг друга.

— Ну, вы тут поговорите, а я вас оставлю, — пробурчал Хит.

— Простите меня, я не смог присутствовать на отпевании и похоронах вашего брата. Был срочный вызов. Еще раз примите мои соболезнования в связи с вашей невосполнимой утратой, — остановил его доктор.

Одного этого напоминания оказалось достаточно, чтобы Эми вновь разрыдалась в голос.

— О, дорогая моя, простите! Он ведь был вам женихом…

— Был… — всхлипнула Эми, вытащив откуда-то из-за пазухи очередной предусмотрительно припасенный бумажный платок.

— Так, вижу, вы совсем не в форме, — деловито проговорил доктор Шортт, присев на край кровати. — Полагаю, следует обстоятельно вами заняться, — объявил он и, повернувшись лицом к Хиту, сообщил: — А вы действительно ступайте. Пообщаюсь с вашей больной наедине.

— Буду ждать в гостиной, — сухо проговорил Хит.

— Не стоит, — вступила Эми. — Отправляйся лучше на работу. Я вызову себе такси.

— Я останусь, — категорически пресек всяческие обсуждения хозяин дома и закрыл за собой дверь.

— Итак, дорогая Эми. На что жалуемся? — спросил врач.

— Чудовищная слезливость, доктор. Ничего не могу с собой поделать. Часто плачу до головокружения, до беспамятства, плачу, пока сил хватает. А сил с каждым днем все меньше и меньше, — поспешно заговорила девушка, обрадовавшись с детства знакомому лицу. — Наверное, это связано с гибелью Рональда.

— Но вы в этом не уверены? — серьезно спросил ее врач.

— Я подозреваю себя в эмоциональной невоздержанности. Это сложно объяснить словами, доктор. Но я чувствую, что далеко не все в моем состоянии можно списать на скорбь по поводу смерти моего жениха, — доверительно призналась она, высморкавшись в салфетку.

— Как спите? — осведомился доктор Шортт.

— Сейчас сплю, хотя и урывками. И это несмотря на то, что в течение дня я сознательно утомляю себя работой, надеясь, что хоть это позволит полноценно выспаться. Все-таки месяцы уже прошли, доктор. Но в первую неделю после смерти Рональда совершенно не могла забыться.

— Эми, ответьте мне честно, никакие медикаменты не принимаете в связи со своим состоянием?

— Нет, вы первый врач, с которым я об этом говорю. А сама бы я принять такое решение не рискнула.