Сластена

Признáем, Сирина: солнце заходит над этим гаснущим романом, и луна и звезды тоже. Сегодня днем — а для тебя, полагаю, вчера — в дверь позвонили. Я спустился, на тротуаре стояла женщина из «Дейли экспресс». Она любезно и без околичностей сказала мне, что́ будет в завтрашнем номере — что меня представят лживым, алчным мошенником. Даже зачитала пассажи из написанного ею. Описала фотографии и вежливо спросила, не желаю ли я сказать что-нибудь от себя. Сказать мне было нечего. Как только она ушла, я сделал заметки. Я не смогу купить завтра «Экспресс», но это неважно, потому что сегодня же впишу то, что она мне сказала, а завтра ты у меня будешь читать статью в поезде. Да, все кончено. Журналистка сказала мне, что у них уже есть комментарии Эдварда Хита и Роя Дженкинса. Меня ждет публичное бесчестие. Всех нас ждет. Меня обвинят, и справедливо, в том, что я солгал в своем заявлении для «Пресс ассошиэйшн», что получал деньги из неподобающего источника и продал свою свободу мысли. Твои начальники влезли туда, куда не следовало, и подвели своих политических хозяев. В скором времени неизбежно всплывет и полный список клиентов «Сластены». Будут насмешки, краска стыда и несколько увольнений. Что до тебя, после завтрашней прессы у тебя нет шансов уцелеть. Мне было сказано, что на снимках ты выглядишь ослепительно. Но тебе предстоит искать работу.

Скоро я попрошу тебя принять важное решение, но перед этим позволь рассказать мою любимую шпионскую историю. Устроила ее разведка, но МИ-5 тоже приняла участие. 1943 год. Противостояние было более грозным и значило больше, чем нынешнее. В апреле того года к берегу Андалусии прибило течением полуразложившийся труп офицера королевской морской пехоты. К запястью мертвеца был прикреплен цепочкой портфель с документами, касавшимися планов вторжения в Южную Европу через Грецию и Сардинию. Местные власти связались с британским атташе, но тот поначалу не проявил интереса к покойнику и его багажу. Потом спохватился и лихорадочно стал добиваться, чтобы труп вернули. Но поздно. Испанцы соблюдали нейтралитет в войне, однако склонялись к нацистам. Телом занялась немецкая резидентура, документы из портфеля попали в Берлин. Германское командование изучило содержимое портфеля, узнало о намерениях союзников и соответственно перестроило свою оборону. Но как ты, наверное, знаешь из «Человека, которого не было» [42], и труп, и планы были фальшивыми — изобретением британской разведки. Офицер — на самом деле бродяга из Уэльса, труп его взяли в морге, одели в форму в соответствии с фиктивными документами и тщательно позаботились о деталях, вплоть до любовных писем и билетов на лондонское шоу. Вторжение осуществлялось более очевидным путем, через Сицилию, где оборона была ослаблена. По крайней мере, некоторые гитлеровские дивизии передислоцировались на неправильные позиции.

Операция «Мясной фарш» была одним из десятков отвлекающих ходов в войне, но, на мой взгляд, особым блеском и успехом она обязана первоначальному замыслу. Идея родилась из опубликованного в 1937 году романа «Тайна шляп от модистки». Молодой флотский офицер, наткнувшийся на этот эпизод в книге, позже сам стал знаменитым романистом. Это был Ян Флеминг. Он представил секретному комитету во главе с оксфордским профессором, автором детективных романов, целый список подобных идей. Труп снабдили личностью, биографией и правдоподобными подробностями жизни с чисто романной изобретательностью. Морской атташе, организовавший прием утопленника в Испании, тоже был романистом. Кто сказал, что поэзия не изменяет мир? «Мясной фарш» удался потому, что разведкой двигало воображение, фантазия. «Сластена», предвестница распада, пошла в противоположном направлении и потерпела крах потому, что разведка захотела манипулировать фантазией. Наш успех был тридцать лет назад. Мы в упадке и живем в тени гигантов. Ты и твои коллеги, должно быть, понимали, что проект гнилой и обречен изначально, но мотивы ваши были бюрократическими, вы продолжали начатое, потому что приказ шел сверху. Твоему Питеру Наттингу стоило бы прислушаться к председателю Совета по искусствам Энгусу Уилсону, тоже романисту, в годы войны связанному с разведкой.