Сластена

Я уже опаздывала, но перед тем, как повернуть к Леконфилд-хаусу, все равно заглянула в абонентский ящик на почте. Потом четверть часа в туалете пыталась высушить волосы бумажными полотенцами и вытирала забрызганные колготки. С Максом не срослось, но надо было сохранять достоинство. В его треугольный кабинет я протиснулась с десятиминутным опозданием. Я смотрела через стол, как он перекладывает папки, изображая деловитость. Изменился ли он после недели постельных занятий с доктором Рут в Таормине? Перед возвращением на работу он постригся, и уши вновь обрели кувшинный контур. Глаза не светились новой уверенностью, и синяков под ними не было. Не считая новой белой рубашки, более темного синего галстука и нового темного костюма, никакого преображения я не отметила. Может, они спали в разных комнатах, отложив сближение до свадьбы? Вряд ли, судя по тому, что я знала о медиках и их продолжительном бурном ученичестве. Даже если Макс, во исполнение какой-то невероятной материнской инструкции, попытался бы отлынивать, доктор Рут съела бы его живьем. Тело во всей его бренности — как-никак ее профессия. Я по-прежнему желала Макса, но желала и Тома Хейли, и это было определенной защитой, если не учитывать того, что я его не интересовала.

— Итак? — сказал Макс наконец, оторвавшись от папки «Сластена».

— Как было в Таормине?

— Представляешь, каждый день шел дождь.

Он сообщал мне, что они все дни проводили в постели. Словно признавая этот факт, он поспешно добавил:

— Так что мы повидали изнутри множество церквей, музеев и тому подобного.

— Вижу, было интересно, — сказала я без выражения.

Он бросил на меня острый взгляд — не было ли в моих словах иронии, но, думаю, ее не обнаружил. Он спросил:

— Было что-нибудь от Хейли?

— Пока нет. Встреча прошла хорошо. Явно нуждается в деньгах. Не может поверить в свою удачу. На прошлой неделе приезжал в город, знакомился с фондом. Видимо, еще размышляет.

Странно, излагая дело так, я хотела себя приободрить. Да, подумала я, надо быть рассудительнее.

— Каков он?

— Был очень приветлив.

— Нет, сам он какой?

— Неглуп. Хорошо образован. Явно увлечен писательством. Студенты его обожают. Внешность интересная, на свой лад.

— Я видел его фотографию, — сказал Макс.

Мне пришло в голову, что он, возможно, сожалеет о своей ошибке. Он мог сойтись со мной, а потом уже сказать о невесте. Я сочла, что из самоуважения должна пококетничать с Максом — пусть подумает, что зря меня пропустил.

— Я надеялась, что пришлешь мне открытку.

— Прости, Сирина. Я их не пишу — нет привычки.

— Тебе было хорошо?

Прямота вопроса смутила его. Мне было приятно, что он покраснел.

— Да, да, нам было хорошо. Очень. Но тут…

— Но?

— Тут вот что еще…

— Да?

— О моем отпуске и прочем можем потом поговорить. Сейчас другой разговор, но прежде — о Хейли. Дай ему еще неделю, потом напиши ему и скажи, что ждем ответа немедленно, иначе предложение отменяется.

— Хорошо.

Он закрыл папку.

— Значит, вот что. Помнишь про Олега Лялина?

— Ты его упоминал.

— Мне это знать не полагается. Тебе — тем более. Но это слухи. Они ходят. Думаю, тебе тоже не мешает знать. Он был для нас большой удачей. В семьдесят первом году он хотел к нам перебежать, но, по-видимому, мы на несколько месяцев оставили его на прежнем месте, здесь, в Лондоне. МИ-5 уже готова была организовать его переход, но тут вестминстерская полиция задержала его за пьяное вождение. Мы добрались до него раньше русских — они бы наверняка его убили. Он перешел к нам вместе с секретаршей, своей любовницей. Он был офицером КГБ из отдела саботажа и диверсий. В небольших чинах, заурядный головорез, по всей видимости, — но оказался бесценным. Подтвердил наши худшие страхи — что здесь работают десятки и десятки советских шпионов с дипломатическим иммунитетом. Когда мы выслали сто пять человек — Хит, кстати, показал себя молодцом, что бы о нем теперь ни говорили, — Москва была совершенно огорошена. Мы даже американцев не предупредили — это вызвало большую вонь, она до сих не совсем выветрилась. Но главное, мы выяснили, что у нас уже не было крота на сколько-нибудь существенном уровне. Никого после Джорджа Блейка. Большое облегчение для всех.