Слав 7. Нашествие

Один из грифонов получил ранение. Стрела поразила животное в лапу. Да так и застряла в ней. Видимо, мощности орудия не хватило, чтобы пронзить конечность грифона навылет. Да и к счастью. Потому что, будь орудие достаточно мощным, снаряд мог бы, пронзив лапу животного навылет, глубоко войти ему в живот. И тогда итог этого полёта закончился бы очень плачевно.

Но даже и это разведчики восприняли, как некое чудо. Ведь при том плотном обстреле, что вёлся по ним с земли, всего лишь одно единственное ранение грифона иначе, как чудом, и назвать нельзя.

Правда, и это единственное ранение заставило сердце Слава болезненно сжаться. Точнее, – громкий болезненный клёкот грифона. Но в этом крике раненого животного Слав без труда расслышал не только жалобу. В клёкоте зверя легко проступил и громкий протест. Грифон словно бы решил заявить о том, что ранение вызвало в его душе гнев, равный боли от копья в пронзённой лапе.

Потребовалось около двух десятков мощных взмахов крыльев грифонов, чтобы выйти, наконец-то, из-под обстрела. Очень скоро выпущенные с земли снаряды перестали достигать той высоты, на которую поднялся весь летучий отряд. Слав даже смог заставить себя посмотреть вниз ещё раз, чтобы убедиться, что копья, достигнув максимальной точки их полёта, повинуясь закону притяжения, падают вниз. Впрочем, и в этом их падении Славу показалось что-то хищное. Там, внизу, эти самые снаряды, так и не сумев причинить вреда разведчикам, наверное, смогут найти для себя долгожданную жертву среди тех, кто и отправил их в это короткое, смертоносное баллистическое путешествие.

Может, копья всё же поразили кого-то внизу. Может – нет. Слав, да и остальные участники отряда не могли бы ничего сказать по этому поводу. Потому что грифоны торопливо уносили их прочь от города, который едва не стал последней точкой в их жизненном пути.

В первую очередь Слав убедился, что грифон Ласы благополучно покинул зону обстрела. После этого всё внимание он сосредоточил на том, чтобы понять, насколько серьёзно ранение единственного пострадавшего животного.

Но, как Слав ни старался, понять что-либо во время полёта оказалось невозможно. Единственное, что он смог рассмотреть, так это стекающая по древку копья струйка крови, которая очень даже красиво развеивалась под напором набегающего ветра.

Правда, очень скоро Слав увидел кое-что, что заставило его слегка занервничать. Дело в том, что раненый грифон уже через полчаса полёта начал проявлять признаки беспокойства. И с каждой минутой пилоту приходилось прилагать всё больше и больше усилий для того, чтобы удержать животное в повиновении.

Ещё через несколько минут Слав понял, что, похоже, грифон вот-вот вовсе выйдет из повиновения гному. А это могло грозить гибелью не только ему, но и сидящим за его спиной стрелкам. Слав решил действовать.

Для начала Слав заставил себя наклониться вперёд настолько, чтобы дотянуться до спины сидящего перед ним пилота. И, когда гном удивлённо и, как это часто бывает с представителями этой расы, сердито на него посмотрел, приказал:

–Подлети вот к нему! – Он вытянул руку в направлении раненого грифона. – Я хочу на него перебраться.

––

Слав никогда не делал тайны из того, что он не очень-то любит полёты. А зачем? Ведь лгать близким – просто глупость, не говоря уже о том, что это невероятная подлость. Вот Слав никогда и не пытался доказывать, что полёты ему нравятся.

Но даже если бы ему и вздумалось обмануть кого-то, выказав себя любителем полётов на грифонах, в отношении пилотов у него это, скорее всего, просто не получилось бы. Гномы, всю свою жизнь посвятившие дрессировке этих царственных животных, конечно же, с лёгкостью раскрыли бы этот обман. Даже если бы Слав, усаживаясь в седло, или уже покидая его, постоянно улыбался или же рассказывал бы о том, как ему не терпится вновь поскорее оказаться в поднебесье, любой пилот довольно-таки быстро понял бы, что перед ним обычный обманщик. Нельзя долго обманывать кого-то, если этот кто-то всей душой любит то, в отношении чего лжец говорит неправду.

Но всё это – лишь лирическое отступление. Ладно, – не совсем лирическое.

Всё дело в том, что Славу даже и в голову никогда не приходила мысль о том, что нужно кому-то лгать и говорить о том, что он любит летать на грифонах. Да, иногда он, забывшись, начинал даже наслаждаться полётом. Но всё это могло занимать лишь непродолжительные отрезки времени. После чего Слав, опомнившись, снова начинал с подозрением смотреть в разверзшуюся под ногами бездну.

Слав никогда не говорил, что полёт нравится ему, например, так же, как его жене. Поэтому-то ни для кого давно уже не является тайной подобное его отношение. В том числе – и для пилотов.