Они замолчали и принялись за еду. Между ними ощущалась напряженность, которая до сих пор не имела случая проявиться. Оба знали ее источник и знали, что рано или поздно она найдет выход. За окном летали и радостно щебетали ласточки.
Лаура спросила:
– А как вышло, что вы не подумали о себе как о владельце части лошади?
Дикон улыбнулся. Это был тактичный вопрос. С одной стороны, достаточно тонкий, чтобы Джон мог перехватить инициативу, если бы захотел это сделать, а с другой – позволял ему уйти от неприятного разговора.
– После того как умерла Мэгги... – начал он и остановился.
– Вам не надо...
– Дело не в этом. – Он положил вилку. – Дело в самой этой фразе: я произносил ее вслух и проговаривал мысленно несчетное количество раз. Она постепенно теряла новизну, становилась избитой. Я думаю, что слишком часто делил свое существование на «жизнь с Мэгги» и «жизнь после Мэгги». Знаете... честно говоря, я делаю это до сих пор. Конечно, была еще «жизнь до Мэгги», но она как бы стала «не в счет» после того, как мы с ней встретились. До этой встречи я уже был готов поверить, что у меня нет таланта на счастье, что я принадлежу к тем людям, которым никогда не достается кусок при дележе. Так или иначе, я привык к этому. Я никогда не был абсолютно несчастлив, во мне не было ничего из ряда вон выходящего. Драчун отец, безразличная мать, хорошая учеба в школе, не доставляющая удовольствия. Став взрослым, я много времени уделял работе и мало – развлечениям. У меня было несколько довольно приятных связей. Но я никогда не мог до конца понять, зачем они нужны. Обычно они кончались в постели. Это похоже на затянувшееся хныканье, правда?
– Как вам сказать? Это выглядит действительно
Дикон засмеялся.
– Пожалуй. Попытайтесь понять меня правильно. Я не чувствовал себя обделенным. Вряд ли я часто задумывался о том, как идет моя жизнь. Я лишь сознавал, что она немного скучновата.
– Потом появилась Мэгги.
– Потом появилась Мэгги, – подтвердил он.
– Но как же, черт возьми, вы с ней встретились?
– Действительно – как такое могло случиться? Это совершенно невероятно, не правда ли?
В его голосе послышалась ирония с легким оттенком вызова.
– О Боже! Извините меня, пожалуйста! – воскликнула она. – Это не значит...
– Да нет, ничего, – перебил он ее. – Вы не первая. Существует целая теория о тупых и грубых полицейских. Лишь немногие из них имеют абонемент в балет. Еще меньше таких, кто способен уснащать беседу цитатами из греческих философов. И я должен считаться с этой теорией: люди, случается, присуждают другим и приобретают сами звание глупца. Как и все обобщения, она верна лишь в общих чертах. Это звучит немного унизительно, правда? Если хотите посмеяться, могу вам сказать, что я встретил Мэгги на лекции по Юнгу и западным территориям. Корнуэльские мифы и обычаи, племенные мифы и обычаи. Пути Господни неисповедимы. Я пошел туда потому, что находился под влиянием сумасшедшей идеи: я думал, что знание психоаналитической теории может пролить хоть какой-нибудь свет на психологию людей, прибивающих друг друга гвоздями к дверям гаража – просто ради забавы. А Мэгги слушала лекцию потому, что изучала психоанализ.
– И вы ее там подобрали. – Лауру явно позабавила эта мысль. Но в ее тоне не было снисходительности.
– Похоже, что так. Скажу вам больше – это была любовь с первого взгляда. Я думал над этим позже: действительно ли это так произошло... так сразу. Иногда мне приходила в голову мысль, что я мог забыть ту часть жизни, которая прошла между моментом встречи и зарождением любви, но, восстанавливая в памяти то время, я не могу припомнить ни безразличия, ни простой симпатии. Я встретил ее, я полюбил ее. В моем сознании это неразрывно.
– Мэгги чувствовала то же самое? – спросила Лаура.
Он кивнул.
– Это удивительно.
– Вы хотите сказать – невероятно?
– Вовсе нет. Я имела в виду, удивительно редко. И удивительно счастливо.
– Счастливо, – раздумчиво повторил он. – Да. Раньше со мной такого не случалось... Но ведь счастье долго не длится.