Слава

Пока она драила пол, в голову приходили самые разные мысли. Кто знает, может, она проведет здесь год, а то и два – и ни один поисковый отряд ее тут не найдет, не появится вдруг посланник МИДа и не освободит ее. Ей придется остаться и работать на эту семью, пока не выучит язык. Если ей будут платить, она постарается хоть немного откладывать. Когда-нибудь накопит на билет до столицы. Там найдет кого-то, кто мог бы ей помочь. Нет, не останется же она здесь навсегда – жизнь дала ей больше, чем этим людям, и выкарабкаться она сумеет.

Вскоре у нее разболелась спина. Руки не были привычны к такой работе, и ей казалось, будто доски по мере того, как она их драила, становились только грязнее. Она принялась тихо всхлипывать. Женщина сидела на стуле и чистила картошку; старик, присев на скамью, с безразличным видом глядел перед собой.

С мытьем полов было покончено, никакой разницы между до и после Мария не замечала, но женщина протянула ей еще кусок хлеба и даже немного мяса. Поев, она вышла на улицу и омыла руки и лицо колодезной водой. На улице вдруг стало невероятно холодно. Вдалеке выл какой-то зверь. Небо было усеяно звездами.

Женщина указала ей на матрац, на котором ей дозволено было спать. Подстилка оказалась на удивление мягкой, только в одном месте из нее торчала ржавая пружина, и Марии пришлось скрючиться так, чтобы она не впивалась ей в спину. На мгновение она вспомнила о муже. Внезапно он показался ей настолько чужим, словно они были знакомы давным-давно, в прошлой жизни или в ином мире. Она уловила собственное дыхание и поняла, что уснула, а во сне словно смотрит на себя сверху. Ей вдруг стало ясно, что такие мгновения случаются в жизни крайне редко и надо проявлять особую осторожность. Одно неловкое движение – и она уже не вернется назад, ее прежнее бытие рассеется и не вернется уже никогда. Она вздохнула – или ей это только приснилось?.. Потом наконец мысли ее угасли.

Ответ настоятельнице

Мигель Ауристус Бланкус – которого половина планеты чтила, а другая слегка презирала как автора книг о том, как обрести покой, внутреннее равновесие и смысл жизни, блуждая по зеленым холмам, – размеренным шагом вошел в кабинет, расположенный в передней части его квартиры в пентхаузе высоко над сверкающим побережьем Рио-де-Жанейро. Поверхность моря ослепительно сияла; по ту сторону бухты виднелись очертания гор, в зависимости от освещения то проступавшие четко, то казавшиеся лишь серыми тенями, и спускавшиеся по склонам фавелы. Мигель Ауристус Бланкус заслонил глаза ладонью, чтобы получше разглядеть свой письменный стол: две ручки с золотым пером, семнадцать остро отточенных карандашей, плоская клавиатура перед плоским экраном, в лотке для бумаг – разглаженная бумажная копия новой рукописи «Спроси у космоса, и он заговорит». Не хватало одной только главы, все остальное он сочинил за четыре недели со свойственной ему легкостью. На этот раз речь шла о том, что вера и доверие устанавливаются благодаря символизирующим их жестам и ритуалам, а не наоборот, как многие полагают: кто верен, тот начинает любить; кто помогает, тот обретает благородство; кто заставляет себя прийти на службу, для того она перестает быть бессмысленным обрядом и начинает постепенно обнаруживать присутствие и близость хранящих нас высших сил.

Мигель Ауристус Бланкус ничего не выдумывал. Озарение снисходило на него само собой, а мысли, казалось, проникали в рукопись без всякого его вспомоществования – а сам он сидел и со сдержанным любопытством наблюдал, как под пальцами его на сверкающем белизной экране строчка за строчкой прирастает текст. И когда в конце рабочего дня Бланкус вставал из-за стола и, вот как сейчас, глядел на заходящее солнце, он чувствовал себя не менее одухотворенным и просветленным, чем вскоре окажется каждый из его почти что семи миллионов читателей.