Слава богу, не убили

Серега выплюнул быкан, махнул остатки из бутылки, пролив большую часть на подбородок и грудь. Вцепился обеими руками в край столешницы, рывком поставил себя на ноги, шатнулся, шумно двинув стол. Весело подивился степени своего окосения. Сделал пару шагов, пытаясь опытным путем определить собственный центр тяжести. Перехватил взгляд заткнувшегося козла, направленный на Серегину промежность, загоготал, стал расстегиваться.

Пальцы не слушались, Серый ругался, балансируя на норовистом полу. Расстегнулся, извлек — и завороженно уставился на бессчетное количество раз воспетый им предмет гордости, главный со времен сравнительных демонстраций в спортзальской раздевалке инструмент самоутверждения, в рассказах всегда получавший недостающие до красивой цифры полтора сантиметра; смотрел, как он тяжело и вяло покачивается, длинный и мягкий, напоминающий разбухшую от воды толстую травяную молчалку. Буксуем? — Толкнем! Есть кому…

Серый подался было в направлении телкиной комнату — но вовремя вспомнил. Обернулся, не удержался, оперся о дрогнувший стол (брякнулась на бок пустая бутылка, покатилась, ухнула на пол, покатилась по нему, рокоча). Подхватил одной рукой падающие брюки, другой — оставленный на столе ПМ, навел его на петуха. Че, сука, думал, я совсем бухой, думал, провтыкал?.. Серый чувствовал, что улыбка не помещается на роже, оттягивает голову вниз. Вот прям ща и грохну пидора: бах! Веришь?.. Не, ни хера, я могилу те рыть не буду… Он шлепнул густую слюну уроду под ноги.

Супер его так и висел на виду в прежнем состоянии. Выпитое не давало возбуждению ни спасть, ни выйти на проектную мощность. Некоторое время Серега переводил взгляд с балдометра на пистолет, потом на лоха. Левая рука держала штаны. Сумма трех слагаемых никак не вычислялась.

— Туда! — решил, наконец, Серый, показав пидору дулом на телкину комнату. — Пошел!

Хромой чмырь враскоряку поднялся с дивана, открыл дверь. Серый стер с подбородка повисшую там часть харчи тылом вооруженной правой.

— Пошел!

Один за другим они ввалились к шамолке. Та лежала, глядя в стену; обернулась, уставилась на пистолет, на Супер, опять на пистолет.

— Туда! — указал Серый петуху на дальний угол. — Смотреть будешь…

Сам он подошел к кровати с того торца, где была привязана баба, навалился коленями на крякнувшую спинку; левой рукой сгреб суку за спутанные сальные волосы, ткнул мордой себе в промежность:

— В рот!

Неловкое, трусливое, торопливое пожатие пальцев, губ. Он поднял глаза на чмыря. Тот стоял в углу, под дулом «макара», моргая на Серегу, на лице которого в очередной раз расползлась удовлетворенная ухмылка… и медленно стекла: чмырь вместе с провонявшей комнатенкой и всем остальным отступал куда-то, шажок за шажком, в ритме все более уверенных движений мягкого рта, мокрого языка… Серый вздохнул, прикрыв глаза. Его подташнивало, опьянение медленно разгоняло свою карусель, но там, где надо, он обретал и твердость, и прямоту, и мощь, и ярость. Как сосешь, тварь?.. Держа суку за патлы, он стал насаживать ее голову на себя, толкая навстречу бедра; чувствовал, как напряглась ее шея, знал, что ей противно, рвотно; Серому, как обычно, представилось, что это Жанка там, падаль, давится; он испытывал прилив свирепой энергии, наращивал амплитуду фрикций… пока, бухой, чуть не потерял равновесие. «Блякнул», рефлекторно схватился правой за стенку — мешал пистолет. Он бросил его на кровать, оперся о стену ладонью, другой рукой еще крепче уцепил тварь. Дав-в-вай… Да-вай… Да… Да… Счастливо засопел, зажмурился…

Резко дернулся: больше от неожиданности, чем от боли — ощущение на голой левой ягодице было сродни скорей пронзительному холоду… разом перешедшему в горячий поток. Серый что-то вякнул, опустил телкину башку, выдирая накрутившиеся на пальцы волосины, лапнул себя за задницу: мокро, липко!.. И тотчас задохнулся от новой внезапности, бесцеремонной и болезненной, в самой сердцевине мира. Серый вытаращился вниз, в наркозном онемении мгновенной трезвости все понял — но не поверил в видимое: разрумяненный, крепкий, скользкий от густой слюны онв левой руке суки, а в правой — свободной! — засунутое под самый егокорень ярко-цветное от крови лезвие здорового монтажного ножа… Ничего такого быть не могло!.. — хотя уже, уже было, уже произошло, оплеснув, окатив, затопив реальность алым кипятком; Серый загреб обеими руками пустоту, качнулся в невесомости, услышал чей-то отдаленный вой…

Лилось, лилось — сквозь пальцы, втиснутые в пах, — лилось неостановимо, струилось по голым ногам; все, все вокруг было в этом ослепительно-красном… Где?!!! — он дико заметался взглядом и секунду спустя сообразил, что она так и рванула с нимв судорожно сжатом кулаке — в открытую дверь, наружу, вон, налетая на косяки, дробно молотя босыми пятками в дощатый пол…