Слава богу, не убили

— Ты убил Амарова восемнадцатого сентября. Ножом, — Шалагин смотрел Кириллу в глаза и от прямого его взгляда, уверенного тона, от сочетания всего этого со смыслом произносимого у Кирилла возникло ощущение, как в скоростном лифте на спуске. — Ты его шантажировал, угрожал обвинить в мошенничестве. Требовал несколько миллионов долларов кэшем. Амаров собирался обналичить их в Рязани в «Росеврокредите». В последний момент ты понял, что твоим шантажом он собирается воспользоваться, чтобы самому свалить с деньгами, а все стрелы перевести на тебя. Ты ему предъявил, он тебя послал — как там было? Он на тебя напал, ты отбивался…

Кирилл оторопело слушал его, не в силах понять, верит ли сам следователь в то, что говорит. Не может быть — не совсем же он псих… Но почему он рассчитывает, что я в этом признаюсь?.. Или он рассчитывает на что-то другое?.. На всякий случай он сказал — мягко и терпеливо, как дауну:

— Ничего такого не было. Последний раз я видел Амарова за неделю с небольшим до отъезда в Британию, в день, когда он меня привез в Рязань. Я никого не убивал…

— Было, — абсолютно убежденно заверил Шалагин. — Именно так и было. Ты свалил в Англию, но когда тебя оттуда выслали, понял, что лучший выход для тебя — во всем сознаться. Ты полностью раскаиваешься в содеянном и сотрудничаешь со следственными органами. Суд все это учтет и назначит тебе минимальное наказание…

Да нет — он это всерьез. Совершенно всерьез. Вообще, все, что происходит, — все тотально, безнадежно всерьез, и подспудное ожидание, что бред вот-вот закончится, кто-то где-то наконец сообразит, что с тебя взять нечего, и отпустит подобру-поздорову… это ожидание тебе следовало подавить давным-давно, прав был Миша… Кирилл все понимал — и по-прежнему не мог поверить.

— Ты, наверное, еще сомневаешься, что ты по-любому попал? Да? — перегнулся к нему через стол следователь с извиняющей улыбочкой. — Думаешь: «Улик против меня недостаточно, меня могут выпустить»? Вот про это, скажу тебе, сразу забудь. Я тебе устрою очняк… считай, — он бросил взгляд куда-то в угол под потолок и принялся загибать пальцы: — С Пенязем, с Гурвичем, с Демьяхой, с Котовым, с Валерой этим твоим, с Рябининой, с Саяпиным, кого забыл?.. Все они покажут, что ты спрашивал про Моталина-Амарова, причем хотел такую информацию, с помощью которой его можно шантажировать. Или, думаешь, Пенязь тебя отмазывать станет — которого за этот его «ЦППБ» прижать в любой момент можно? Или кто — Валера с его крадеными базами? Или эта отсосайка Рябинина?.. Не думаешь ведь?.. — он откинулся на спинку. — Дальше. Амарова убили поздно вечером восемнадцатого, а уже утром девятнадцатого ты идешь в турагентство и требуешь у операторши билет на ближайший рейс в Англию, все равно куда, лишь бы побыстрее. И берешь на билет в долг у сестры и у Тишнина. Что подтверждается соответствующими показаниями. Да, улики косвенные, но чтоб на полном основании закрыть тебя в СИЗО — вот так хватит. А в СИЗО, родной, — он снова улыбнулся, печально-печально, и даже головой чуть помотал, — ты будешь отдыхать столько и в таком шоколаде, что возьмешь на себя все висяки за последние десять лет. Тогда ты пойдешь по сто пятой, части второй лет так на восемнадцать — причем уже в «Столыпина» погрузишься, скорее всего, с гранулемами в легких и с наколкой на губе или на жопе. Знаешь, что это означает?.. И если ты вообще доживешь до звонка — то это будут восемнадцать лет в петушатнике… Или! — он разом сменил скорбно-элегический тон на энергично-деловитый и снова подался вперед. — Ты пишешь явку с повинной, указываешь, не знаю, что действовал в порядке самообороны. Сотрудничаешь со следствием, признаешься, раскаиваешься и идешь по части первой. Прокурор просит для тебя минимальное наказание — шесть лет. В принципе, имеешь хороший шанс вообще на условняк. Но даже если зона — право на УДО по тяжкой статье ты получаешь после отбытия половины срока, то есть через три года по-любому спокойняк бухаешь на воле и шворишь баб… Выбирай, — он пожал плечами.

«Ну да, — нервно ухмыльнулся про себя Кирилл. — За конченого придурка меня держишь?.. С пола поднять срок за убийство… Щас…» Он чувствовал, что во рту и в глотке у него все ссохлось.

— Только выбирай быстро, — добавил Шалагин. — Тебе обвинение пора предъявлять. А какое — это зависит от тебя. И мера пресечения, между прочим, тоже. Пока расклад у тебя однозначный: суд избирает заключение под стражу, и дня через три ты уже на Первомайском, в хате с босотой. Но! Прокуратура может ходатайствовать о твоем освобождении под подписку. И тогда до суда ты гуляешь на свободе… Ну?

Он смотрел на Кирилла нетерпеливо, хотя в целом почти доброжелательно — как педагог, подсказывающий ответ впавшему в ступор ученику. От этого вполне человеческого взгляда у Кирилла опять возникло ощущение, что нечеловеческое его требовение — все-таки розыгрыш, и даже неуверенная улыбка готова была замаячить на Кирилловых губах… Он не знал, что делать и что говорить.