Но с началом войны Григорию — природному степняку — лес стал казаться коварным. Он не знал его и поэтому то и дело попадал впросак. Однажды чуть было в нем не заблудился, другой раз принял пенек за человека и хотел пустить в него пулю.
С группой красноармейцев Григорий ехал сейчас в штаб армии со срочным донесением. Стоя в кузове машины, мчавшейся по лесной дороге, он с тревогой думал, какую неожиданность готовит ему лес на сей раз. Может быть, вон за следующим поворотом засада, может быть, дорога вдруг оборвется и надо будет возвращаться назад. Было ведь такое, и не однажды…
«Нет, — в какой уже раз приходил Григорий к выводу, — у нас в Оренбурге лучше. Там степь — как море. Видно на десятки километров, особенно когда стоишь у штурвала комбайна. Какая же там красота! Все перед глазами — и волнуемый ветром ковыль, и суслик, вставший на бугорке на задние лапки, и беркут, парящий в высоте. А здесь…»
И вдруг, действительно, случилось непредвиденное.
Машина влетела во двор лесного хутора. Водитель, широкоплечий, скуластый сибиряк, резко затормозил машину и… оцепенел: двор был полон гитлеровцев. Пораженный неожиданной встречей, шофер с минуту не знал, что ему делать, а потом вдруг дал задний ход. Наткнувшись на пень, машина неожиданно резко накренилась, и Чумаков с четырьмя бойцами вывалились из ее кузова.
Увидев во дворе хутора машину с красноармейцами, гитлеровцы опешили еще больше, чем их противники. Они молча смотрели на происходящее, не зная, как поступить, — открыть огонь или поднимать руки вверх. Опомнились фашисты только тогда, когда машина уже была на дороге. Догадавшись, что русские случайно заскочили в их логово, гитлеровцы бросились за оружием. Лес наполнился трескотней автоматов. Били вслед убегающей машине, водитель которой не знал, что пять человек, находившихся в кузове, вылетели из него и остались на хуторе.
А Чумаков и его подчиненные уже вели бой. Укрывшись за каменной оградой, они стреляли из винтовок по выбегавшим из помещений гитлеровцам.
Из-за каменного крыльца по нашим бойцам открыл огонь станковый пулемет. Увидев его, Григорий сразу понял: пулемет угрожает им больше всего. Он хорошо укрыт, имеет большой сектор обстрела, направлен туда, куда как раз придется отходить красноармейцам. Пока будет цел этот пулемет, красноармейцы не смогут покинуть укрытия. А уходить надо, нельзя рассчитывать, что впятером они сумеют справиться с целым взводом немцев.
Осмотревшись, Чумаков решил перебраться к сараю. Укрываясь за его стеной, можно незаметно подойти к пулеметчику и уничтожить его. Он приказал красноармейцам усилить огонь, а сам побежал к сараю и… упал. Упал в кювет, проходивший здесь же, рядом. Это видели и красноармейцы, и гитлеровцы. И те, и другие решили, что Чумаков убит. Кто-то из врагов даже радостно воскликнул:
— Капут!
А Чумаков не был даже оцарапан. По кювету он подполз к сараю и, прижимаясь к его стене, пошел вперед. Выглянув из-за угла, он увидел немцев и метнул гранату. Пулемет замолчал.
Теперь можно было отходить в лес. Чумаков уже хотел дать такую команду, но в этот миг во двор хутора влетела вражеская танкетка. Красноармейцы открыли по танкетке беглый огонь. Когда танкетка приблизилась к тому месту, где стоял Чумаков, он бросил в нее гранату. Танкетку заволокло дымом.
— Быстро отходить в лес, — крикнул Чумаков сержанту Котову.
Его команду поняли. Один за другим красноармейцы отползали к лесу. Чтобы отвлечь от них внимание врагов, Григорий бросил в танкетку еще одну гранату.
С хутора он ушел последним. Красноармейцы ждали его метрах в трехстах в лесу. По лесной тропинке двинулись в путь.
За ночь они прошли не менее двенадцати километров. Дважды натыкались на немецкие сторожевые заставы. Утром прибыли в штаб дивизии. Чумаков передал начальнику штаба донесение, доложил о немецких заставах. Немного отдохнув, группа направилась в свою часть.
Полк, в который входил взвод Чумакова, с боями отходил к Ленинграду. Бойцы почернели, осунулись не от усталости, а от горькой обиды на то, что приходится отдавать врагу свою, советскую землю.
Под местечком Тюри в штыковом бою Чумаков был тяжело ранен. Санитары подобрали его еле живого и отправили в госпиталь.
Вылечившись, Чумаков вновь вернулся в строй, но не под Ленинград. Вначале учился на курсах, потом командовал ротой под Сталинградом и в самом Сталинграде. Его рота обороняла завод «Красный Октябрь». Потом она шагала по Брянщине, дралась в лесах Белоруссии.
Но с особым интересом следил Григорий за положением дел на Ленинградском фронте, считая его «своим» фронтом. И когда однажды услышал, что часть, в которой он служит, перебрасывается под Ленинград, искренне этому обрадовался…
Ночью 10 июня 1944 года рота заняла исходный рубеж для атаки. Чумаков еще раз собрал командиров взводов и вновь повторил, как кто должен действовать. Потом он прошел по траншее, поговорил с бойцами и, только убедившись, что все усвоили задачу, вернулся на свой наблюдательный пункт.