Слава, любовь и скандалы

У Алена и его друзей ушло полдня, чтобы создать костюм Маги. Ее правую грудь они расписали в виде грозди зеленого винограда, левую в виде кавальонской дыни, которую подают целиком с наполняющим ее сладким вином. Руки и плечи превратились в связки спелых и слегка зеленоватых бананов. На груди до пупка рос ананас, а его широкие зеленые листья скрывались в волосах на лобке. Таз превратился в ломти дыни, бедра — в связки ревеня. От колена до ступни ноги выглядели как виноградные лозы, а под мышками художники изобразили яблоки.

На лице Маги почти не было рисунка, не считая двух пчелок на лбу. Волосы удерживала гирлянда цветов. Она отказалась уступить протестам художников, в один голос уверявших ее, что зеленый шелковый шарф, который она намеревалась надеть в качестве импровизированных миниатюрных трусиков, совершенно не соответствовал общему духу костюма.

Маги внести должны были в зал на овальном деревянном блюде, выкрашенном серебристой краской. Мужчины изображали различные сыры: Андре — сыр бри, Пьер — целый камамбер, Анри — кусочек рокфора, а Ален — половину козьего сыра… Сыры были нарисованы так реалистично, что казались съедобными. Вся четверка принадлежала к реалистической школе, и их композиция «Сыры и блюдо с фруктами» должна была стать вызовом сюрреалистам с их идеей расчленения предметов.

— Подождите, — остановила их Маги, когда они попытались прорепетировать вход в зал. — Чем бы мне занять руки? Может быть, взять цветок или что-то еще?

— Нет, ты испортишь всю идею. Просто положи голову на локоть и лежи совершенно спокойно. И ради бога, постарайся не потеть. Черт побери, Маги, почему ты не разрешила нам использовать масляные краски вместо акварели?

— Потому что я не намерена провести весь завтрашний день, отмокая в ванне с растворителем, — ответила она. — И без того серебряная краска немного щиплет. Я не уверена, что она нормально высохнет. Помнится, когда-то короли покрывали тела рабов золотой краской. И если я не ошибаюсь, бедняги от этого умирали.

— Все слухи, дорогая. И потом, серебряная краска касается только твоей задницы. А теперь в путь. Бал начался уже час назад. Маги, слезай с блюда, и идем с нами. Мы составим композицию у входа в зал.

— Сейчас, только накину пальто и надену туфли.

— Зачем? На улице совсем тепло, — запротестовал Андре.

— Но до бального зала надо пройти три улицы.

— Не вздумай смазать краску, — заволновался Пьер.

— Пожалуй, я все же надену пальто и возьму такси. Встретимся там.

— Ох уж эта мне мелкая буржуазия, — поддразнил ее коротышка Андре.

Маги угрожающе подступила к нему:

— Ты хочешь умереть, москит, раздавленный парочкой бананов? Возьми свои слова назад.

— Ты бы не рассердилась, если бы они не были правдой! — крикнул он, отбегая от нее на безопасное расстояние.

— Эй, у нас не осталось времени на любовные штучки, рявкнул Ален. — Если мы затянем с появлением, все уже выпьют слишком много, чтобы нас заметить. Вперед, на баррикады!

Пятьсот человек толпились в ресторане «Бюллье» к тому времени, когда там появилась Маги. Среди присутствующих были Дариус Мило, Сати и Массин. Там были графиня де Ноайль, Поль Пуаре и Эльза Скиапарелли. Пикассо в костюме пикадора и Громэр в костюме испанского иезуита, к которому он добавил женские объемные панталоны с ярко-красными лентами. Бранкузи превратился в восточного принца с персидским ковром на плечах и в расшитых бисером шароварах.

Крики «браво!» ознаменовали появление Маги и ее спутников, которым удалось, не потеряв равновесия, поднять свою драгоценную ношу по знаменитой лестнице. Музыканты по очереди замолкали, увидев Маги сквозь сигарный дым, а потом каждый звуком своего инструмента приветствовал ее, пока она плыла на серебряном блюде по бальному залу. Танцующие останавливались, теснились вокруг группы реалистов, аплодировали, кричали что-то одобрительное. Маги была так искусно разрисована, что присутствующие не сразу поняли, что на ней, кроме шифонового шарфа, ничего нет. И это вызвало новые аплодисменты.

— Что же это такое? — спросила Кейт Браунинг у Мистраля. Ей было все отлично видно. Они сидели у столика на возвышении.

— Манифест реалистов, — пожал он плечами.

Мистраль сразу же узнал Маги. Ни у одной женщины на Монпарнасе не было волос такого яркого оранжевого цвета, которого ему никогда не забыть. Но ему никак не удавалось совместить в своем воображении образ застенчивой, неловкой девушки, которая ничего не знала о позировании, и это беззастенчиво выставляющее себя на показ создание, эту лежащую обнаженной под прицелом сотен глаз женщину, смеющуюся от души. Она смеялась!